Записи Шестуна — Сечин, Феоктистов, Кадыров, Сугробов и тюремная психиатрия

Методы психбольницы «бутырки», подробности работы «спецназа Сечина», детали ареста генерала Сугробова, дело о террористах-таджиках и связь похищения певца Авраама Руссо с разгромом Черкизовского рынка — об этом и не только в записках Александра Шестуна.  Тюремная журналистика для самого известного на сегодня “сидельца” страны — остается способом выживания, а для читателей — возможностью узнать, что на самом деле представляет из себя Россия тюремная и не только.

После ноябрьского заседания по продлению ареста следователь Видюков Р.А. решил отправить меня на экспертизу в Федеральный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии им. В. П. Сербского. Поэтому я решил написать про «Кошкин дом» — психиатрическую больницу в Бутырской тюрьме. Я много разговаривал с клиентами обоих этих заведений, но раз в ближайшей перспективе у меня посещение Сербского, то опишу уже по собственным ощущениям. Разница у этих заведений огромная, в Сербского никто не делает ничего насильно, режим там очень комфортный: хорошее питание, большие прогулочные дворики, очень доброжелательный персонал и шикарные палаты с огромными окнами. Пациенты могут свободно перемещаться из палаты в палату, в столовую, в туалет, дают решать тесты MMPI, ситуативные тесты. Словом, это институт, в отличие от «Бутырки».

Психиатрический стационар Бутырской тюрьмы, в народе прозванный Кошкиным домом, — это тюремная больница, которая для многих становится адом. Туда в основном попадают арестанты изо всех тюрем и колоний России. Это 4-этажное здание бежевого цвета, рассчитанное примерно на 300 человек, каждый этаж со своими врачами, со своими больными разной степени тяжести помешательства.

На втором этаже суицидники или слышащие голоса, но на внешний вид они нормальные люди, зачастую симулирующие сумасшествие. На третьем этаже лежат признанные недееспособными, как правило, перемещенные со второго этажа или с заключением врачей из других больниц. На четвертом этаже находятся буйно помешанные, которые ходят в туалет под себя.

Разумеется, я общался с арестантами, лежащими только на втором этаже, конечно, их не пускали на 3 и 4 этажи, но через хозбандитов, через «дороги», через медперсонал можно узнать подробности режима содержания заключенных.

Арестант, впервые приехавший на лечение, заходит в кабинет к врачу, ему прописывают галоперидол и аминазин. По закону нельзя насильно колоть транквилизаторы, тем более такие, запрещенные уже во всем мире. Только по решению суда врачам можно без спроса больного ввести подобные препараты. Однако на практике происходит следующее — новенького тюремщики и хозбанда одевают в смирительную рубашку, делают укол и приковывают наручниками к кровати. Это может продолжаться несколько дней, в зависимости от поведения. На втором этаже около 14 камер, из них 4 камеры по 8 мест, остальные 4-х, 3-х и 2-х местные.

В 8-местных камерах есть телевизоры и холодильники, также есть «смотрящие». На каждом этаже по два хозбандита, они проверяют сумки, ставят наручники, убираются на этаже, разносят документы. Если в обычных тюрьмах хозотряд — это низшая каста тюремных сословий, то в «Кошкином доме» это мелкое начальство. Все «смотрящие» в камерах сидят больше года. «Шаман» — смотрящий за всем продолом, сидит уже 2 года. Азамат — смотрящий за камерой, сидит полтора года, Тимур, смотрящий за камерой, больше года. Все эти парни среднего возраста регулярно избивают больных по указанию главврача, свободно входя в любую камеру. Например, главный аналитик ФСИН Анна Каретникова не раз замечала кровоподтеки от наручников у арестантов, но, разумеется, все отрицают, боятся назначения уколов. Не один раз эта добрая фея спасала заключенных от издевательств и насилия. За последний год в этой небольшой больнице не менее семи трупов. Четверо погибли от передозировки галоперидола и аминазина, просто не проснулись утром, трое повесились (двое из-за отъема телефонов).

Врачи и «смотрящие» не любят «второходов» и немедленно применяют репрессии, обвиняя в симулянтстве. Заставляют писать заявление, что ты выздоровел — для большего прохождения пациентов и увеличения количественных показателей больницы.

Смотрящие отличаются по внешнему виду, они хорошо одеты, с часами на руках и с телефонами в карманах. Рассказывают, что положенец по «Бутырке» ингуш Ахмед отправлял на «Кошкин дом» коробки с сигаретами и чаем, но до арестантов это не доходило.

Четырехразовое питание в больнице весьма приличное: дают яйца, масло, молоко ежедневно. Есть магазин и дополнительное питание ФГУП «Калужский», адвокаты могут приходит хоть каждый день. Если в больнице «Матросской тишины» врачей сравнивают с тюремщиками из-за их жестокости и равнодушия, то в Кошкином доме не иначе, как киллеры в белых халатах. Хотя попадаются и другие мнения, но гораздо реже.

Бутырская тюрьма, так же как и «Матросская тишина», была построена при Екатерине Второй. В 1784 году императрица дала согласие на строительство у Бутырской заставы каменного тюремного замка вместо деревянного острога. Здание тюрьмы было спроектировано известным московским архитектором Матвеем Казаковым, который и у нас в Серпуховском районе на излучине реки Нары в селе Райсеменовское заложил прекрасный храм Спаса Нерукотворного, где я крестил своих детей, ежегодно носил пасхальный фонарик на крестный ход.

Бутырская тюрьма чуть больше «Матросской тишины», в ней содержится около 3000 заключенных.

14 ноября поехал в суд по очередной жалобе на следователя, это для лишней встречи с адвокатами, увидеть своих близких, да и пообщаться в автозаках со своими тюремными товарищами.

Никого из лефортовских «звезд» в этот день не было, зато мне удалось пообщаться с сотрудником ФСБ, сидящим в этом СИЗО, и увидеть очередную «банду террористов», состоящую из таджиков и узбеков, работающих на стройке. Даже не хочется повторять их грустный рассказ о том, как их били и заставляли подписывать чистые листы, потом дополненные ФСБшниками. Ужас!

Я даже не стал переписывать их фамилии и тонкости подброса оружия и экстремистской литературы. Все одно и то же, никакой фантазии у наших спецслужб. Стыд и позор! Огромная трата бюджетных денег на эту профанацию.

Большую часть времени я продискутировал с экс-сотрудником ФСБ и дал слово не писать его имя и фамилию. У нас с ним много общих знакомых, мне, конечно, было интересно узнать его мнение об «изменениях» в конторе, тем более он взглянул на службу из-за решетки «Лефортово».

Честно говоря, мне гораздо лучше было видно трансформацию ФСБ в главного регулятора силового рынка России, ведь я 10 лет провел в плотном контакте с 6-й службой УСБ ФСБ, руководил которой ключевой генерал ФСБ, способный решить любую задачу, — Олег Феоктистов.

Мое начало официального взаимодействия с 6-кой началось после разгрома генерала ФСКН Виктора Черкесова и посадки его зама Бульбова, якобы за прослушку телефонов. Дальше по нарастающей — разгромили ГУЭБиПК с посадкой генерала Сугробова, потрепали подмосковных прокуроров, чуть не дойдя до Чайки. Добились отставки начальника ФСО Мурова и начальника ФТС Бельянинова. Инквизиция, спецназ Сечина, опричники Путина — как только не называли команду «Олега Большого».

Олег Феоктистов имел прямой доступ к Президенту, иногда, правда, докладывал в присутствии директора ФСБ Бортникова. Его новшество состояло в том, что, готовя краткую оперативную справку, он получал визу Путина и потом использовал как универсальное оружие для уничтожения любой жертвы. Хотя есть мнение, что использовал первым эту технологию главный босс Олега Феоктистова — Игорь Сечин, курировавший тогда силовой блок. Одна из первых таких виз президента послужила, как выстрел «Авроры», для полного уничтожения Черкизовского рынка.

Осколки от выстрела (отголоски дела) по Тельману Исмаилову слышны до сих пор. Космические сроки получили за организацию швейного производства на Черкизовском рынке три месяца назад Низами Юсубов и Худадат Рубинов — 15 и 16 лет колонии. 12 лет строгого режима получил Манаширов за оказание помощи в освобождении из тюрьмы по медицинскому заключению совладельца Черкизона Жана Рафаилова. Приговор обжалован и еще не вступил в силу.

Самым ярким фокусом Следственного комитета, полностью лежащего под ФСБ, стало задержание племянника Тельмана — Заура Марданова за похищение певца Авраама Руссо 14 лет назад! Почему вдруг популярный исполнитель решил заявить только сейчас, ясно любому ребенку — попросило ФСБ. 14 сентября 2018 года доблестный руководитель ГСУ СК РФ генерал Кабурнеев 4.30 утра (видимо, ему не спалось) возбуждает против Марданова уголовное дело по факту похищения певца.

Напомню, что господин Кабурнеев регулярно страдает бессонницей, 13 июня, в день назначения выборов на пост главы Серпуховского района, ему тоже не спалось, и он в 2 часа ночи подписал возбуждение заказного уголовного дела против Шестуна по ст. 286 УК, вспомнив события 10-летней давности.

Эти фокусники, конечно, спят ночами, как сурки, а подписывают данные уголовные дела предыдущим днем, чтобы не было ранним утром при задержании адвокатов, чтобы не заморачиваться с решением суда для обыска. Никто в России не удивляется, все к этому цирку уже привыкли. Хотя генерал Феоктистов уже сбитый летчик, как заявил мне Иван Ткачев (запись имеется), но осколки от бумаги с резолюцией летят до сих пор.

За время работы с 6-й службой я немало видел и слышал о таких бумагах с резолюцией, открывающих потом любые двери в суде и прокуратуре.

Только с одним человеком не проходила данная технология — с Рамзаном Кадыровым, потому что он тоже шел к Президенту и получал визу, фактически аннулирующую прошлую.

Кстати, когда Денис Сугробов находился на рыбалке в Астрахани и получил повестку в Следственный комитет, он моментально сообразил, что за ней последует арест, и стартанул в Грозный, чтобы заручиться поддержкой Главы Чеченской республики. Сотрудники 6-й службы УСБ ФСБ сумели перехватить его джип и задержать Дениса, несмотря на то, что Астрахань и Грозный находятся достаточно близко друг к другу, и есть немало различных дорог, по которым можно было добраться до Чечни, просто генерал Сугробов не догадался отключить телефон и вынуть из него сим-карту.

Именно Феоктистов создал практику доказывания взятки просто на показаниях двух свидетелей, от которой пострадал мой юный собеседник в автозаке. Даже сидя в тюрьме, мой попутчик не хотел соглашаться с тем, в какого монстра превратилась его служба, вяло спорил, понимая бесперспективность его доводов. Не добавлял ему уверенности эмоциональный рассказ узбеков-террористов о бессовестной фальсификации их уголовного дела.

Приехав в Басманный суд и зайдя в зал заседаний после бурного продления ареста в ноябре с газовой атакой и моего жесткого конвоирования с лишением слова и выдворением из зала, я обнаружил, что к большому конвою добавили еще немецкую овчарку. Правда, она нагло спала все судебное заседание, зато злобно смотрел на меня конвойный калмык крупного телосложения, уж если бы кто и хотел меня загрызть, то точно не собака.

Назад я ехал в автозаке около четырех часов, почти три часа мы простояли возле Мосгорсуда. Наше отделение в машине было набито битком, в другом сидели женщины из 6-го изолятора.

Человек 7-8 постоянно курили, вентиляция при выключенном моторе не работает. Мало того, два парня, сидящие с краю с сигаретами в зубах, после моих вопросов о том, с какого они централа, мило пояснили, что они из туберкулезного отделения в «Матросской тишине».

— Не переживайте, у нас туберкулез закрытой формы, вряд ли вы заразитесь, — успокаивал курящий блондин.

Тут же рассказал историю, как сам заразился в тюрьме, сидя в одной камере с туберкулезником, правда, открытой формы. В автозаке были ребята со всех СИЗО: «Бутырка», «Пресня», «Капотня», «Медведково», «Водник», «Матросская тишина», «Лефортово». Многие узнавали меня, кто-то записывал мою фамилию, чтобы почитать мои публикации, много спрашивали про перспективу амнистии, посвященной 25-летию Конституции РФ. Я сказал, что сделал обращение к жителям России с требованием к руководству страны провести широкую амнистию с двукратным сокращением заключенных.

Одна довольно миловидная девушка даже предложила родить мне ребенка после моих пламенных речей, но когда я сказал о своих пятерых, то забрала свое предложение назад. Черт! Забыл ей сказать, что фамилия Шестун означает шестой ребенок в семье и, может быть, она оставила бы предложение в силе после такой железной логики.

Ну а если серьезно, то я лишен возможности длительного (ночного) свидания со своей женой. Юля мне публично пообещала родить девочку (по возможности), чтобы соответствовать фамилии Шестун. Мне 54 года, Юле 39 лет, и сколько я просижу под следствием, одному Богу известно.

 «Согласно 21-й статье Конституции, любой человек имеет право на личную жизнь. При этом в отношении людей, которых только подозревают в совершении преступлений, чья вина еще не доказана судом, это право нарушается», — пишет известный правозащитник, мой товарищ Володя Осечкин

«Мы знаем ужасающую статистику: у попавших в заключение мужчин более 50% разводов, у женщин ситуация еще хуже, эта статистика просто зашкаливает, статистика разводов — 80-90%. Не в последнюю очередь это связано в том числе с невозможностью поддержания интимной жизни». Таким образом, по словам Осечкина, разрушается самая важная из социальных связей для заключенных — семья.

Во многих европейских странах заключенным разрешено в выходные посещать семью при примерном поведении в тюрьме с целью сохранения основной ячейки общества. Наше же государство, давая одной рукой небольшие льготы многодетным, другой рукой забирает кормильца по сомнительному обвинению. Потом удивляется, почему у нас катастрофически убывает население России.

Не зря есть пословица: попал в тюрьму — меняй жену, со страшным смыслом, в первую очередь для детей.

Сейчас я читаю Солженицына, теме секса в заключении уделяется довольно много внимания, впрочем, как и у других авторов тюремных романов. Художественную литературу я читаю только на тему жизни за решеткой.

Исключение составило произведение «Раковый корпус» Солженицина, но и то потому, что думал, что он писал только о лагерях и тюрьмах. К тому же тема заключенных присутствует, как, впрочем, и сами раковые больные похожи на обреченных арестантов. Есть хорошая аналогия — пока человек сам не попадет в тюрьму или его близкий, он старается не думать об этой неприятной теме. Также и раковые больные незаметны в обществе, но как только ты обнаруживаешь злокачественную опухоль и начинаешь носиться по онкологическим диспансерам, то вдруг обнаруживаешь, как много людей с подобными заболеваниями и как мало государство финансирует дорогостоящее лечение. Можно продолжать аналогию с наркоманией, ВИЧ-больными и многими другими проблемами в нашей стране.

Так вот про тему секса пишется и у Достоевского в «Записках из мертвого дома», и в самом популярном тюремном бестселлере мира «Мотылек» Анри Шарьера, который очень сложно взять в Лефортовской библиотеке из-за высокого спроса. Кстати, главный герой книги Шарьера — Папийон родился в тот же день, что и я – 26 октября. Французы всегда стремились к свободе, и этот роман просто поражает своим оптимизмом и жизнью не по российским тюремным понятиям в заключении. Может, поэтому эту книгу любят в московских изоляторах?

Конечно, мои рассуждения о российских тюрьмах не совсем объективны, ведь я описываю содержание на спецах, а не на общем режиме. Я ни разу не был в 40-50-местной камере, где, как рассказывают арестанты, соблюдающие воровской уклад, «там настоящая жизнь». Игра в карты на деньги, телефоны, алкоголь, наркотики, регулярные споры и конфликты, «дороги», перекрикивания, словом, бурная ночная движуха. Не менее весело и в «шерстяных хатах» — туда отселяют заключенных, не выполняющих правила тюремного уклада за гигиенические или моральные нарушения.

Обвиняемый, посидевший хоть один день в «шерстяной хате», никогда уже не сможет жить в «людской». Тем не менее, в «шерстяных» камерах особо не страдают, не соблюдая АУЕ, на них не действуют тюремные правила, «положенец» или «смотрящий» не может предъявить им что-либо, потому что они и так уже отверженные, уместно было бы сравнить их с прокаженными, которых также отселяли от общества. Рассказывают, что по ночам «шерстяные» устраивают дискотеки, спектакли, чуть ли не ежедневно у них ролевые игры. Даже тюремщики стараются не заходить туда, круглосуточно находясь в блатной среде, надзиратели так или иначе сами придерживаются «понятий», и говорят они на арестантском сленге.

Действительно, уголовники более легко относятся к тюремной жизни, чем бизнесмены или чиновники, сидящие на спецах в 90 процентах случаев по заказу, которые пишут много жалоб, обращаются в Европейский суд, доказывают с огромным упорством свою невиновность, но все равно получают огромные сроки.

Уголовники же, как правило, признают вину, идут в особом порядке, получая минимальные сроки, уходят в колонию. Разумеется, бывают и исключения.

Здесь, в неволе, я часто вспоминаю Володю Ивянского — московского бизнесмена, купившего землю совхоза «Серпуховский» в деревне Новинки, чтобы построить там загородный отель по французскому проекту, с озерами и аэродромом для легкой авиации. Ивянский был невероятно творческий человек, занимался проектированием и монтажом инженерных систем в Москве, офис его напоминал космический корабль. Он любил совершать большие пешие прогулки по лесу — десятки километров за день, занимался аргентинским танго, посещая различные слеты и манго-марафоны, проходящие в разных странах, увлекался еще и альпинизмом.

Володя помогал мне создавать туристический кластер в Серпуховском районе под брендом «Окская долина». Я подписал со всеми районами, граничащими с нами по Окской пойме, договор о создании единой туристической зоны, сделал пробег на гидроциклах с остановками в каждом муниципалитете и небольшим концертом. Создали и напечатали карту «Окской долины» с указанием туристических маршрутов, отелей, музеев, храмов. Ивянский был самым большим помощником из бизнеса.

Однажды во время очередной длительной прогулки по лесу в Новинках его подстрелил московский полицейский, браконьер в наших лесах, просто принял его за оленя, а он и правда на него похож. Ему полностью отстрелили ступню. Ее завернули в пакет, и Володю доставили в больницу, он почти полностью восстановился. Когда же Ивянский собрался покорять Памир и взобраться на пик Коммунизма (высота почти 7500 метров), то я не выдержал и прочел ему целую нотацию:

— Володя, тебе истории с ногой мало что ли? Тебя Господь предупредил.

— Понимаешь, Саша, я уже собрался, это мечта всей моей жизни, — возражал мне Ивянский.

— Тебе уже за 50, одумайся, дострой отель, займись чем-то менее экстремальным, — отговаривал я. Впрочем, видно было по его глазам, что он уже в мыслях на Памире.

Владимир погиб, чуть-чуть не дойдя до самой вершины, его тело привязали там в расщелине, потому что погода не позволяла спустить его вниз. Только через полгода тело Ивянского сняли с горы и похоронили. Вот как устроен человек! Я его убеждал со всей искренностью не рисковать, а сам после угроз Ткачева, Ярина и Воробьева не написал заявление об отставке. Шансов выжить у меня было даже меньше, чем у Володи Ивянского на Памире, он рассчитывал риски как 50 на 50, а я в интервью СМИ после своего видеообращения на 90 процентов был уверен в своей посадке в тюрьму. Мало того, у меня ведь еще пятеро детей. Как же я учил других, а сам в 53 года прыгнул в эту пропасть? Этот вопрос я задаю себе каждое утро, просыпаясь по привычке в 5 часов. Мне казалось тогда трусостью и предательством по отношению к коллегам по работе, да и к жителям района писать заявление об отставке или уезжать за границу. На тот момент уже арестовали трех пожилых женщин, почти каждый день областное ФСБ и ГУЭБиПК устраивали нам маски-шоу. У меня в подчинении работало около 3000 человек, пострадавших бы от ликвидации района и продолжения массовой завозки московского мусора. Как можно было бросить жителей Курилово, которых тут же бы отдали как холопов в Калужскую область?

Остаться в истории как Керенский, который в женском платье сбежал из Временного правительства в Питере от Большевиков? Что это? Мои амбиции? Моя гражданская ответственность? Моя гордыня?

Конечно, после бегства я бы не смог смотреть в глаза своим землякам, да и в зеркало тоже. Когда все было хорошо, я, значит, был с людьми, пользовался почетом и прочими благами, а как стало «горячо», спрыгнул, испугался? До сих пор я не нашел для себя точного ответа. Как надо было поступить? Я и район не смог спасти, и семью свою погубил…

Самое страшное, что наши жители сами не особо борются за свою жизнь, за свой район, за свой чистый воздух, за право выбирать. Получается, что все мои жертвы и страдания ушли в пустоту. Ткачев мне правильно говорил:

— Никто не пойдет протестовать за тебя после массовых арестов и обысков, которые мы покажем по всем каналам. Никто не будет бороться за район, никому это не надо. Ты наивный и глупый человек. Сколько тебе лет?

— 53, — ответил я.

— Ты что, жить уже не хочешь? Тебе 53, а рассуждаешь о коллегах и жителях как ребенок. Они сразу забудут и предадут тебя, мало того, пнут еще тебя вдогонку. Мы отберем у тебя и всех твоих родственников все имущество, арестуем все счета, ты подумай о детях, мы же выкинем их на улицу. Что ты несешь какую-то херню про предательство, про людей? Ты что, в политике первый день? Будь погибче, играй в своих интересах.

Сколько бы ни было подлости и цинизма в словах Ивана Ивановича, но он совершенно точно дал оценку текущей ситуации и главное — абсолютно искренне. Они ведь уверены в своей правоте, уверены, что могут казнить по «политическим» установкам, уверены в своей безнаказанности. Они спокойно спят по ночам, правда, пьют для этого пьют водку ведрами.

Очень актуальны сегодня стихи Пушкина:

«В наш гнусный век

…

На всех стихиях человек —

Тиран, предатель или узник».

Я же, пройдя через огонь, воду и медные трубы, как Володя Ивянский, могу сорваться в пропасть. Что же, я сам выбрал этот путь! Я бы с легкой душой погиб за свои убеждения, но мне, конечно, хочется, чтобы люди оценили это самопожертвование.

Мои тюремные приключения вполне можно сравнить с восхождением на вершину. Столько лишений, столько сил и страданий, риск своим здоровьем и даже жизнью ради того, чтобы на заснеженном пике поднять руки к небу и прокричать на весь мир: «Я прошел этот путь! Эге-гей! Свобода!»

Меня часто спрашивают, зачем я пишу столько публикаций, давно уже за гранью фола: о фокусах Следственного комитета, злодействах ФСБ, коррупции губернатора Воробьева, гнилой судебной системе, ужасах в наших тюрьмах.

— Зачем ты дергаешь спящего льва за хвост?

— А что терять-то? Я в тюрьме, на самом дне, — отвечаю я. — Хотели сделать из меня героя? Получите!

Во-первых, я с помощью публикаций надеюсь не погибнуть от рук ФСБ в изоляторе. Это не метафора, я-то хорошо знаю многие ликвидации 6-й службы УСБ ФСБ, уже писал здесь о загадочных гибелях генералов Нисифирова, Сизова, Колесникова, не говоря о сотнях, погибших в полной тишине. По-настоящему освещено в прессе было только дело о попытке убийства Скрипаля, и то только от того, что происходило это в Великобритании. Прямая пропорция: чем больше я пишу о «шалостях», тем сложнее меня убить.

Во-вторых, в этом я нахожу практическую пользу. Если я уже не смогу оставить наследство (все имущество арестовано), то смогу хотя бы дать своим детям фамилию героя, вскрывшего гнилые нарывы нашей правоохранительной системы. «Шестун?», — будут спрашивать моих детей через 5-10 лет? Это не тот, что погиб, борясь с оборотнями в погонях?

В-третьих, надеюсь достать их своими публикациями так, чтобы меня выпустили из тюрьмы, только бы я уже замолк навсегда, поставив, например, условие при домашнем аресте — полнейшая тишина.

В-четвертых, потому что мне нравится писать, это мое новое хобби. Мои остальные увлечения — фото и спорт, но я ведь не могу их здесь реализовать, я даже взял учебники, как писать тексты, в библиотеке.

К тому же, я много пишу о нарушениях в моем деле, по моему содержанию в тюрьме, и на эти публикации реагируют сильнее, чем на жалобы. Это мой способ бороться за свои права.

В-пятых, борьба за справедливость всегда была в моей крови, видимо, передалось от отца. Даже в детстве я заступался за обижаемых ребят, зачастую вступая в неравный бой с хулиганами. Ярин, Воробьев и Ткачев, как гопники, шантажировали меня детьми и семьей. Конечно, я возмущен и хочу возмездия. Я хочу, чтобы Россия отряхнулась от таких государевых людей!

Разве никто не видит, что происходит в России? Совет Федерации и Государственная дума с правительством и президентом уже не контролируют правоохранительные органы, превратившиеся в карательный спрут, ставящий во главу угла не государственные интересы, а личное обогащение и узурпацию власти. Пусть я возьму на себя роль того мальчика из сказки, сказавшего при всех: «А король-то голый!». Только я стараюсь не огульно критиковать государственные институты власти, а предметно, я бы даже сказал прицельно обозначать конкретных нарушителей закона — генералов-миллиардеров из ФСБ, наживающихся на личном горе под видом защиты национальных интересов. Не меньше зла приносит губернатор-миллиардер Воробьев, загадивший все Подмосковье и выстроивший такую коррупционную вертикаль, что Коза Ностра отдыхает!

— Будешь писать дальше — получишь 15-20 лет, — говорят мне следователи и ФСБ. Я им верю… Легко.

То, что руководство СИЗО выполняет волю ФСБ, мне хорошо известно. Лишний раз убедился в этом, когда терапевт Илья из «Лефортово» сказал, что с руководством все решено о моем обследовании в центре сердечно-сосудистой хирургии им. Бакулева по стенозу сонной артерии, только заключите договор и оплатите. Когда Юлия оплатила крупную сумму за коронографию и другие исследования там, начальник медпункта сказал, что теперь нужно разрешение следователя. Опять, как и во время выборов, мною начали играть в пинг-понг.

Я спросил Писарева на суде, когда он отказался дать разрешение на обследование:

— Вы не получите проблем, если я умру без стентирования сонной артерии?

— Вы что, угрожаете мне?

— Просто интересно, какие угрозы?

— Да какие проблемы?! Умрете, да нам-то что. — лениво завершил диалог работник СК.

Мало того, эти хозяева жизни еще и давят на начальника МСЧ-77 Тимчук Галину Викторовну, чтобы она не пускала меня в центр имени Бакулева сделать коронарографию сосудов. Из-за стеноза сонной артерии с врожденным s-изгибом я уже много раз терял сознание. Два года назад профессор центра имени Бакулева требовал срочное проведение операции по стентированию этого сосуда со стенозом в 63%. При подобном диагнозе очень велика угроза инсульта, что было бы хорошо видно на компьютерной томограмме с контрастным веществом.

Вместо этого меня насильно повезли в больницу №68 г.Москвы на консультацию к кардиологу, и, конечно, я не доверяю врачам, работающим по договору со ФСИН, тем более не нужны их субъективные умозаключения. Я готов на предметное исследование – коронарографию и КТ, где будет видно на картинке со 100% очевидностью, насколько велика угроза инсульта или инфаркта. Если это готова сделать больница №68, то я не против исследования, но бесплатно такую дорогостоящую процедуру в тюрьме никто делать не будет, даже если ты умираешь.

Понятно, что Тимчук боится, как огня, начальника московского управления ФСБ генерала Дорофеева, но тогда ей нельзя работать в медицине.

По традиции я поднял все договора и аукционы по закупке лекарств, где как раз Галина Викторовна – ответственное лицо от МСЧ-77 ФСИН РФ. Разумеется, практически все позиции идут с завышением закупочной цены от розничных цен в аптеках на 30% в среднем. Написал несколько сообщений о преступлении в УСБ ФСИН РФ, СК РФ, Генпрокуратуру и управление «М» ФСБ РФ. Воровать у заключенных, и так лишенных всего, — большой грех! Ведь все тюремные больницы Москвы подчиняются именно Тимчук, включая и самую страшную лечебницу «Кошкин дом».

Ко всему прочему следователь Видюков угрожает моей жене Юле, что если она будет еще с детьми обращаться к Президенту и не дай Бог что-то еще задумает, то он обратится в органы опеки о лишении ее материнских прав. Наглость и цинизм высшей меры! Видюков лишил ее также свиданий и звонков мне, якобы из-за указаний сверху. Все это в стиле грязной работы ФСБ и СКР – сначала отобрать у пятерых детей отца по политическим мотивам, а потом лишить их и матери. Горите в аду!