«Матросская Тишина»: розовая камера вместо застенков ФСБ

Экс-глава Серпуховского района Александр Шестун больше месяца провел в тюремной больнице “Матросской Тишины”, куда был переведен из СИЗО “Лефортово”. В “Матроске” он продолжил свои тюремные записки. Публикуем первую часть без купюр: о быте СИЗО-1 от комфортабельных камер до подвалов с земляным полом, о вежливых сотрудниках “самого пинаемого” ведомства, о том, где сидельцы принимают солнечные ванны и, конечно, о трагических историях сокамерников Шестуна. Среди них — юрист, отказавшийся оговорить главу Росавиации Нерадько, глава Минздрава Ульяновской области, пытавшийся вывести медицину из кризиса и миллиардер, которого, как и самого Шестуна, помог посадить генерал ФСБ Иван Ткачев.

 

«24 августа 2018. Время 17:40, меня отправляют в «Матроску» из «Лефортово». Даже не верится. Собрал все пожитки и бегом в машину, в Москве, наверное, будут пробки. Посадили в маленький автозак «Газель», со мной поехал терапевт Илья из медпункта «Лефортово», который осматривал меня каждый день. Я привык уже к этому работящему и молодому врачу. Это уже будет четвёртое место содержания меня под стражей за два с небольшим месяца. Сначала ИВС на Петровке, потом «Водник», затем «Лефортово» и, наконец, «Матросская тишина».

Сегодня 26-й день голодовки, и смысла голодать в больнице уже нет: они не лишали меня права на приход адвоката (говорят, что здесь может приходить хоть каждый день), выдаче доверенности на выборы они также не препятствовали, так что никому здесь ничего доказывать нет смысла. Это были два моих основных требования голодовки. Если меня не посадят в карантин, и будет возможность получать натуральные соки, то можно будет уже потихоньку выходить.

Доехали минут за 30, прям эскорт-доставка вип-такси. Из «Водника» в «Лефортово» я ехал часа 3-4 в сорокаградусной жаре.

Обнялся с Ромой Манашировым на выходе из камеры, приговор ему огласят в этот понедельник. Сказал, что помолюсь за него, попрошу для сокамерника не больше восьми лет общего режима. У Манаширова за спиной три года в «Лефортово», а если дают общий режим, тогда год в СИЗО за полтора получается, значит, 4,5 года уже отмотал, плюс возможность получить условно-досрочно освобождение с половины срока. Если же режим будет строгий, то с 2/3 срока, а год за полтора в СИЗО вообще не идёт. Вот такая странная у нас молитва и мечты с моим тюремным товарищем Ромой…

Итак, приехав в «Матросскую тишину» в приятный солнечный августовский вечер, я увидел свежеокрашенные стены всех корпусов, заасфальтированный двор. Вечернее солнце скользящими лучами выгодно подчёркивало рельеф здания, и я завороженно оглядывался, пока на меня не прикрикнули конвоиры.

Внутри на оформлении, фотографировании и взятии отпечатков было уже не так опрятно, но та вежливость и простота сотрудников СИЗО-1 сразу подкупала и скрашивала впечатление от выщербленных стен с выбитыми кусками штукатурки.

Меня сразу забрал сотрудник оперотдела для беседы в отдельный кабинет. Сергей Ершов, старший лейтенант внутренней службы, очень молодой, примерно лет 25-ти, произвёл неизгладимое впечатление на меня своей простотой и откровенной манерой общения. Ранее я не видел таких тактичных и вежливых тюремщиков. Он недавно закончил Владимирский юридический институт, ещё не успел набраться негатива на этой не самой приятной службе.

Сотрудники ФСИН поголовно все приезжие. Зарплата невысокая, условия труда тяжелые и неприятные, все тобой недовольны: и сидельцы, и их родные, и надзирающие прокуроры, и ФСБ со Следственным комитетом, сажают пачками их, включая самое высшее руководство. Олег Коршунов, замдиректора ФСИН, до сих пор сидит в «Лефортово», а сам руководитель Александр Реймер уже в колонии.

Правозащитники обладают правом в любой момент зайти с проверкой любой документации. Ни одна силовая структура в России не допустит общественников к своей работе, ФСИН — самое пинаемое ведомство в нашей стране. Именно поэтому сотрудников не хватает во всех тюрьмах и колониях, а это сказывается на качестве жизни арестантов.

Например, сегодня в «Матроске» не повели на прогулку, потому что всего один провожающий, и он физически не может в выходные даже из больницы вывести на свежий воздух, хоть такая прогулка и положена по закону. В Можайской тюрьме на прогулку не выходят неделями всё из-за того же дефицита кадров.

Внутри больницы мне сразу понравилось всё: поведение врача Равиля Умралиева, оформляющего документы на входе, поведение конвоиров и надзирателей, не придирающихся по всем мелочам, наличие лифта. Наконец, когда я вошёл в камеру, то просто ослеп от розовых стен, белой сантехники в туалете, нового большого холодильника, современного телевизора с хорошей антенной, большого светлого окна, современной напольной плитки. Много ли человеку надо… Камера примерно 17-18 квадратных метров на трех человек с одноярусными кроватями. После 7-метровой в «Лефортово» ты, как в апартаментах. Соседи полностью соответствовали качеству помещения, везёт мне все-таки на хороших людей!

Рашид Абдуллов — министр здравоохранения Ульяновской области, пробывший всего один год на этой должности. До этого 14 лет Рашид отработал главврачом детской больницы города Ульяновска. Прошёл путь от детского хирурга до главврача без помощи родителей, они умерли еще во время его учёбы в Самарском институте.

Председатель правительства Ульяновской области Смекалин предложил ему должность министра, чтобы вывести сферу медицины из кризиса. На тот момент в районных больницах были арестованы счета из-за колоссальных долгов, и Абдуллов стал почти антикризисным менеджером, работал с утра до ночи. Был наведён порядок в финансовой дисциплине лечебных учреждений, отработан антикризисный план, выявлен дефицит денежных средств, в отрасли сформирована новая команда министерства.

Нежданно-негаданно 17 июня 2018 года у него были проведены обыски дома и на работе, без допуска адвоката, с предъявлением обвинения в создании условий для совместных закупок лекарств у АО «Ульяновскфармация», стопроцентным владельцем которого является Департамент имущества Ульяновской области. Следователи посчитали, что при закупках была завышена цена кислорода и возбудили уголовное дело по ч.4 ст.159 УК РФ. Парадокс в том, что согласно постановлению Правительства Ульяновской области и приказу предыдущего министра данные торги проводились с 2014 года. В министерстве был конкурсный управляющий с правом подписи, сам же Рашид ни одного документа не подписал и не провёл ни одних торгов, но, вроде как, дал устное указание.

Это копия и моего уголовного дела, когда меня обвинили за постановление, мною не подписанное, абсолютно законное, проверенное судами. Сама форма торгов не предполагает какую-то твёрдую цену на тот или иной товар, ограничения участников в Ульяновске не было, цена соответствовала рыночной.

Во время предельно жесткого обыска у 50-летнего Рашида случился инсульт с потерей сознания, его эвакуировали на скорой помощи в реанимацию. Через три недели Абдуллова отвезли в Басманный суд, этапировав его в сопровождении сотрудников ФСБ из Ульяновска в Москву на самолёте, что категорически запрещено делать после инсульта. Воздушный транспорт противопоказан больному с данным диагнозом в течение полугода. На заседании Басманного суда у него было давление 180/120, однако в домашнем аресте ему было отказано. Он потерял сознание прямо во время судебного заседания и был доставлен в реанимацию тюремной больницы.

Зачем государство калечит столько уважаемых людей? Как вообще происходит выбор той или иной жертвы? Ответов нет.

25 августа 2018. Пётр I на правобережье реки Яуза поселил матросскую слободку. Этот факт и дал название улице, лежащей параллельно реке. А поскольку при Екатерине II там проживали старики-матросы, то дом стали называть матросским. Жители города старались беречь покой престарелых граждан и мимо богадельни проезжали тихо. Так к названию улицы добавилось ещё одно слово. И теперь она стала называться Матросской Тишиной. Позже здесь появилась тюрьма, известная в народе как «Матросская Тишина».

Тюрьма «Матросская Тишина» ведет свою историю с 1775 года. Тогда по указу Екатерины II на месте, где сегодня находится следственный изолятор, под протекторатом «Общества призрения» был открыт дом для «предерзостных».

Дом для «предерзостных» в своём первоначальном состоянии просуществовал сравнительно недолго. Уже к 1870 году его переименовали в Московскую исправительную тюрьму. Новое учреждение было рассчитано на 150 женщин и на 300 мужчин. Целью тюрьмы декларировалось «дать в руки этому сброду известное ремесло». Сбродом же, в свою очередь, считали заключённых — мелких преступников, воров, мошенников. Постепенно площади исправительного учреждения расширялись.

В то время на улице Матросская тишина располагался частный сектор, и в одном из домов 4 апреля 1908 года родилась моя бабушка Лидия Кирилловна Васина и прожила здесь до четырех лет, пока в 1912 году не началось строительство трамвайных путей и депо имени Русакова, и ее дом снесли.

В том же 1912 архитектором Б. А. Альберти были спроектированы и построены новые тюремные здания. Больница для заключённых была размещена в отремонтированных и реконструированных зданиях бывшего жилищного фонда сотрудников тюрьмы. Учреждение обслуживает не только «Матросскую Тишину», но и все следственные изоляторы города Москвы и насчитывает около 706 больничных коек.

Сегодня тюрьма «Матросская Тишина» насчитывает семь корпусов. Суммарная площадь учреждения — 41 438 кв. м. Изначально лимит заключённых, которые могло содержать СИЗО, не превышал 200 человек. СИЗО предназначалось для изолирования на период проведения следственных действий и судебного разбирательства лиц, в отношении которых необходимо было принятие строгих мер надзора.

В 2001 году, ориентируясь, на международные нормы в отношении размера площади на одного содержащегося в заключении, было установлено ограничение в наполнении тюрьмы. Но, к сожалению, фактически нормы не выполняются. В соответствии с официальными данными, СИЗО № 1 рассчитан на 2013 человек, но реальное наполнение превышает этот показатель на 21,3 % и составляет 2441 человек.

Помимо СИЗО 1, Москва насчитывает ещё семь следственных изоляторов. Среди них не менее известная «Бутырка» и «Лефортово».

Список известных заключённых, которым довелось отбывать срок в «Матросской Тишине», достаточно велик. Среди них — советские политические деятели Геннадий Янаев и Дмитрий Язов, бизнесмены Платон Лебедев и Михаил Ходорковский, Сергей Мавроди и многие другие.

Около года назад появилась информация о сокращении штата сотрудников ФСИН. Это послужило поводом для появления опасений со стороны надзирателей СИЗО № 1. Как признавались сотрудники пенитенциарной службы, из-за сокращения численности надзирателей работать стало просто опасно. В таких условиях становится понятным, что ещё не один год будет потрачен на приведение состояния российских тюрем к мировым стандартам.

В Матросской тишине содержались криминальный авторитет Вячеслав Иваньков («Япончик»), Сергей Магнитский, режиссер Кирилл Серебренников, мэр Ярославля Евгений Урлашов.

Тюрьма «Матросская тишина» находится на востоке от центра Москвы, на берегу Яузы. Здесь большое СИЗО, где содержится порядка двух с половиной тысяч человек. Для примера, в «Лефортово» 150-200 человек, а в «Воднике» чуть более тысячи. Здесь же находится Кремлёвский централ — спецблок 99/1 на пятом этаже. Возводилась эта надстройка Берией для Ежова, потому что в «Лефортово» было много лояльных ему людей. Этот корпус не подчиняется начальнику тюрьмы Поздееву.

Как и в «Воднике», здесь есть разные режимы содержания в корпусах. В 6-м корпусе самый строгий режим изоляции: нет телефонов, нет «дорог» и другой запрещенки, зато есть душ в камере, вежливые охранники, ежедневные прогулки. Камеры без перегруза, а бывают и пустые.

Есть большой спецблок, там уже перегруз и нет душа, зато есть телефоны и прочие вольности. Как правило, положенцы тюрьмы сидят именно там. Сейчас на «Матросской тишине» нет ни одного вора в законе.

В спецблоке в 4-м корпусе (малый спец) в камерах нет душа, зато есть свой спортзал в отличие от 6-го корпуса, вольностей здесь немного больше.

Подавляющее большинство сидит на общем режиме, где камеры по 17 человек с перегрузом в полтора раза. То есть спят они по очереди, как и ходят в туалет. В камерах, разумеется, процветают правила истинных классических тюремно-уголовных понятий.

В данном СИЗО единственная ведомственная больница в Москве, с очень приличным медицинским оборудованием: современные приборы УЗИ, ФГС, новый рентген-аппарат, хорошие специалисты, неплохое обеспечение лекарствами.

Второй мой сосед, 39-летний Андрей Мурашев, юрист, начальник отдела госзаказа Федерального агентства воздушного транспорта, с не менее жуткой историей ареста. В преддверии выборов и последующих перестановок в правительстве он был задержан. Следователь СК пояснил, что для того, чтобы выйти на свободу, надо дать показания на руководителя Росавиации Александра Нерадько.

До выборов президента выбить нужные показания не получилось, а после кадровых перестановок интерес к Мурашеву пропал. 27 февраля 2018 года Андрея в очередной раз вызвали в СК на транспорте, после чего задержали во время допроса. В полночь повезли в ИВС на Петровку, но по дороге завезли в полицейский изолятор на Ярославском вокзале, где продержали до утра в железной клетке метр на метр, что даже присесть невозможно. Европейский суд по правам человека приравнивает это к пыткам.

Предъявили обвинение, что Андрею в 2012 году якобы дали взятку, основываясь на показаниях Ивахиной В.А., директора ООО «Вираж», которая в 2012 году поставила в летное училище два учебных вертолета «Еврокоптер А-350 В-2».

Выяснилось, что Веру Ивахину в 2015 году силовики взяли при обналичивании бюджетных средств из администрации Липецкой области, но так как у нее семеро несовершеннолетних детей, то ее не стали арестовывать в обмен на показания против всех знакомых партнеров. Ивахина в феврале 2018 года дала показания, что в 2012 году дала взятку Мурашеву в здании ресторана «Урюк» на аэровокзале, которое было снесено полтора года назад. Кроме ее слов в подтверждение этого у следствия ничего нет.

Обычно, как сейчас бывает, суды работают, как конвейер, и полное отсутствие доказательств не является препятствием, чтобы посадить человека на 10-15 лет за решётку.

Новые грани этой истории я узнал со слов ещё одного пострадавшего от оговора Веры Ивахиной — Владимира Юрьевича Борисова, с которым я столкнулся в коридорах больницы «Матросской тишины». Борисов в данный момент переведён в больницу из малого спеца (4-й корпус «Матросской тишины»). Владимир Юрьевич возглавляет службу авиации в Роскосмосе, и данная корпорация претензий к нему не имеет, несмотря на арест. До этого он много лет руководил деятельностью Московского авиакосмического салона (МАКС) в городе Жуковском. В 2011 — 2014 годах Борисов был соучредителем с Верой Ивахиной (50/50) в ООО «Вираж», где она ещё и являлась генеральным директором.

По словам Владимира Юрьевича, удивительная «активность» Ивахиной вызвана тем, что в ночь с 15 на 16 сентября гражданский муж Веры, Бурданов Александр Юрьевич, на почве ревности убил 25-летнего сотрудника ООО «Вираж» Станислава Кустова. Вера Ивахина приложила все свои связи в администрации Липецкой области для спасения своего гражданского мужа от уголовного преследования. Дело об убийстве Кустова, как следует из того же рассказа, было приостановлено по просьбе главы администрации города Усмань — Мазо Владимира Михайловича и вице-губернатора Липецкой области Божко Юрия Николаевича, которым она оказывала услуги по обналичиванию бюджетных средств. Причем формулировка была такая: «из-за отсутствия трупа Кустова», несмотря на то, что Бурданов спрятал тело в заповеднике, недалеко от построенного Ивахиной цеха по сборке легкомоторных самолётов «Сигма».

Борисов также убежден, что в настоящее время следователь СУ на транспорте СК РФ Игорь Рудаков и оперуполномоченный Плотников В.М., зная об убийстве, используют Ивахину, как орудие для оговора Владимира Борисова, Андрея Мурашёва и других лиц, необходимых следствию для фабрикации уголовных дел на руководителя Росавиации Александра Нерадько.

При этом Вера Ивахина, обвиняемая в даче взятки в особо крупном размере, статья 291 УК РФ и мошенничестве, статья 159, часть 4 УК РФ, находится на свободе, и в отношении неё не избрана в качестве меры пресечения даже подписка о невыезде. Её сожитель Бурданов вместе со старшими детьми скрывается в городе Пафос на Кипре, где у них собственный дом и ресторан. Как следствие позволило выехать за рубеж подозреваемому в убийстве Александру Бурданову, в прошлом активному члену Ореховской преступной группировки, остаётся загадкой.

Получается, что всех, с кем я сидел в камерах, объединяет одно — полное отсутствие доказательств, а событие преступления ничем, кроме слов, не подтверждается.

Кубасай Кубасаев, начальник антимонопольной службы Дагестана, — взятка давным-давно только со слов заявителя. Миллиардер Манаширов — взятка пятилетней давности со слов Жана Рафаилова, обвиняемого по особо тяжкой статье 210 УК РФ, закрытой сразу после показаний против Манаширова. Андрей Мурашев — взятка шестилетней давности только со слов Веры Ивахиной, обвиняемой в обналичивании бюджетных денег.

И, наконец, я по постановлению восьмилетней давности, много раз проверенному ранее судами и следователями. Поэтому мы уже очень давно не видели по телевизору кадров, как хватают чиновников или олигархов с чемоданами взяток и раскидывают веером купюры для демонстрации. Этого уже не надо. Суды и так арестовывают, не вдаваясь в обстоятельства, зачастую даже без телефонного звонка сверху.

А дальше в 99% случаев предлагают досудебку или упрощенный порядок — сознаёшься, и тебе дают половину срока. Только представьте себе такую деградацию правоохранительной системы, когда уже почти 75% судебных дел завершается по досудебному соглашению (оговором других людей в обмен на смягчение) или в особом порядке (полное признание). Ни о какой состязательности сторон в наших судах не идет и речи, это только вызывает улыбку, и это основные принципы правосудия в России.

Оправдательных приговоров менее 0,12% получается, так что на любого сегодня можно дать показания о даче ему взятки много лет назад, и сразу за решетку. Несколько лет назад дело по статье 290 УК РФ «взятка» по желанию обвиняемого рассматривалось присяжными, и такие дела в судах разваливались, присяжные оправдывали арестантов, прямо как в кино, поэтому сами силовики пролоббировали отмену такой возможности.

Мой разум и душа кричат: зачем? кому надо было сажать глубоко интеллигентного Андрея Мурашева в тюрьму? Чего добивается государство этим? Почему человек с блестящей эрудицией должен гнить в нечеловеческих условиях тюрьмы «Матросская тишина», не видя своего четырехлетнего сына? Что за идиотская практика сажать людей до приговора суда, а потом по полгода ни разу не допрашивать? Мало того, государство тратит не менее 40 тыс. рублей в месяц на одного арестованного, не считая капитальных затрат на строительство тюрем, контрольного оборудования, конвоирование, я уже не говорю про работу судов, прокуроров и оперативного сопровождения.

27 августа 2018. Два дня выходных в розовой камере, которые я наслаждался, закончились, и, как я и ожидал, обрушился вал неприятностей по всем фронтам. Всегда жизнь идёт по синусоиде, поэтому уверенность, что с понедельника надо ждать неприятностей, у меня была полнейшей. Началось с того, что при походе к врачу у меня сразу спросили, кто принёс три палки колбасы мне в камеру и сколько я съел.

И.о. начальника медсанчасти № 1 МСЧ-77 ФСИН Елена Молокова позвонила при мне и сказала, что генерал уже сообщил о наивысшем контроле за моей персоной и минимальном сроке моего пребывания здесь. Действительно, в этот день передавали именно три палки колбасы в нашу 726 камеру, только не мне, а Рашиду Абдуллову. Конечно, я не ел никакую колбасу, которую мне можно будет в лучшем случае через месяц.

К сожалению, врачей ФСИН мало интересовало моё здоровье, а лишь беспокоило, как бы не получить от начальства за столь проблемного пациента. Негласно мне было сказано, что можешь не рассчитывать на полный курс лечения, готовься через 2-3 недели назад в «Лефортово», а то и быстрее. Потом меня повели на УЗИ. Конвойный не посадил меня в общую камеру, где ожидают очередь, общаясь между собой, а отвёл в отдельное помещение, сказав, что встречается с таким впервые.

Потом пришёл адвокат Андрей Гривцов и сообщил, что в отношении меня возбуждено еще три уголовных дела по статьям 159, 289 и 174.1 УК РФ. Таким образом, следователи помимо меня решили обвинить учредителя Бориса Криводубского и директора ООО «Центр» Сергея Самсонова в том же эпизоде, по которому была возбуждена ст.286 УК РФ.

Возбуждать четыре уголовных дела по одному и тому же эпизоду достаточно сомнительно. Почему не 10 или 20? Как может одно действие попадать под превышение полномочий и одновременно быть мошенничеством? Одно исключает другое, и следователь всё же должен определиться, что же я нарушил в постановлении восьмилетней давности.

Надо сказать, что это было для меня неожиданным, ведь превышение полномочий было совсем кривым, всё же действие статьи 159 УК «мошенничество» гораздо более широкого спектра применения и не зря называется «народной статьей». Мало того, следователь Роман Видюков сообщил Гривцову, что будет ещё несколько уголовных дел по 159-й статье по другим эпизодам и то, что после больницы меня вернут в «Лефортово».

У Юли сегодня в областном суде заседание по обжалованию ее снятия с выборов на пост Главы Серпуховского района. Завтра, может, узнаю результат, хотя сложно рассчитывать на что-то, зная, какой ресурс против нас задействован. Мало того, что сняли с выборов меня, посадив в день их назначения, потому Юлю нейтрализовали, так ещё и в нарушение закона ликвидируют избирательные участки в поселке Курилово, не известив их по закону за 70 дней, ограничившись тридцатью сутками.

Ничего не боятся. Хотят отдать Курилово в Калужскую область, плюс если вдруг Юля отстоит своё право в Верховном суде, то 99% жителей этого воинского гарнизона проголосуют на нее, зная нашу позицию, что жители не крепостные и против того, что их перебрасывают в Калужскую область, не спрашивая даже их мнение. Квартира в Курилово сразу подешевеет в два раза, зарплата у бюджетников, а это школа, детский сад, амбулатория, тоже понизится даже еще больше, чем вдвое, да и неприятно людям быть материалом для чиновников.

На встречах с Юлей многие жители плачут, и ей приходится их утешать. На самом деле, та жестокость, сопровождающая нынешнюю ситуацию, за пределами разума уже. Никто не верит в объективность обвинений следствия, и все, даже бабушки понимают, что это передел власти в самом грязном виде.

28 августа 2018. Вчера, когда выходил от врачей, встретил миллиардера Вадима Варшавского, не раз посещавшего наш район. Последний раз мы виделись с ним год назад, когда Николай Дижур собирал своих однокурсников Горного института в ресторане «Клюква в сахаре» в Парке Дракино. С удивлением узнал от него, что посадил его тоже не кто иной, как Иван Ткачёв. Вот уж тесен мир…

Члены ОНК меня здесь не посещают. Еву Меркачёву не пускают в «Матросскую тишину» из-за ее разгромной статьи о вип-камерах в СИЗО, остальные в отпусках. Может, увижусь здесь с ведущим аналитиком ФСИН по Москве Анной Каретниковой, опекавшей меня и других заключенных в «Воднике».

Воистину она заботится об арестантах с материнской любовью, и даже камуфляж только оттеняет ее стройную фигуру и подчеркивает её просвещенность. В «Лефортово» Анна Георгиевна не могла пройти из-за прямого подчинения СИЗО федеральному ФСИН, и я уже очень соскучился по этой харизматичной женщине, спасшей не одну душу.

Сегодня нам уже второй день выпадает счастье позагорать утром на крыше больницы, где проходит ежедневная прогулка. В этом году погода балует, не помню уже давно такого теплого лета. Два дня подряд я загораю по пояс и просто счастлив. Не во всех прогулочных двориках можно поймать прямые солнечные лучи, а здесь удача. Более часа я наслаждался последней возможностью получить загар. Лето идёт к завершению. Стоя в солнечных лучах, я думал: «Как же мало надо человеку для счастья! Почему ты не ценил это раньше?» Многое начинаешь оценивать по-другому…

Не прошло и пяти минут, как я написал об Анне Каретниковой, как она зашла к нам в розовую камеру. С трудом сдержал себя, чтобы не пожать ей руку, как Когершын и Еве Меркачёвой. Анна Георгиевна — официальный сотрудник ФСИН по Москве, и должна быть дистанция для её же безопасности. Оказывается, она отслеживала по публикациям все перипетии моего пребывания в «Лефортово». Я еще в красках добавил то, что нельзя писать об этом страшном и зловещем месте.

Каретникова передвигалась в этот день по Москве в метро, поэтому была не в полном камуфляже, а лишь только в футболке, поверх которой была леопардовая жилетка. Она подробно записала проблемы моих соседей Андрея и Рашида, тут же взяла журнал регистрации и внесла соответствующие пометки. Андрей Мурашев решил свою главную проблему, которую не мог решить уже несколько месяцев. Ему не давали перечень жалоб на действия следователя, чтобы в суде подтвердить факт их отправки. Так что соседи не только получают проблемы от меня, но и плюсы тоже.

Сопровождающий офицер ФСИН Юрий Ледов спросил: «Что у вас за странный герметик в душевой кабине ярко-жёлтого цвета?» Это мой бывший сосед по розовой камере Виктор Абросичкин срезал с головки сыра, присланного передачей от родственников, восковое покрытие и, растопив его спичкой, замазал щели, чтобы вода не стекала на этаж ниже.

Абросичкин В.И., директор ФГУП «Строительное объединение» управления делами Президента РФ, заключил госконтракт 11.09.2009 на реконструкцию здания ФБУ администрации президента и, как полагает следствие, не выполнил все ремонтные работы. В отношении него возбудили статью 159 УК.

Виктору Ивановичу уже скоро 67 лет, и он смертельно болен, но согласно постановлению правительства № 3, медосвидетельствование с заключением о невозможности находиться за решёткой дают только «за день до смерти».

Умирающих в тюрьмах и колониях от хронических заболеваний десятки тысяч, а отпущенных на волю по медосвидетельствованию можно по пальцам пересчитать.

Виктор Иванович перед выборами мэра Москвы и губернатора Подмосковья предложил поставить условие руководству изолятора: если по выходным нас не будут выводить на прогулку, то мы не пойдём голосовать. Сразу понятно, откуда навыки политической борьбы за свои права, недаром столько лет отработал в управделами президента РФ. Кстати, это сработало…

29 августа 2018. Многие в больнице «Матросской тишины» меня узнают, подходят, говорят слова поддержки, рассказывают свои истории. Если записывать всё, то выйдет полное собрание сочинений. Все они очень разноплановые и попадаются совсем уж экзотические случаи. Просто когда ручки с собой нет, то не хочется голословно, без фактов, фамилий и должностей писать о серьезных вещах. Как правило, люди рассказывают только свою часть правды, когда же ты начинаешь допытываться, что же говорит обвинение, то эту сторону рассказывают менее охотно.

Сегодня утром после сдачи крови встретил Юру Корного, блогера из «Лефортово», проголодавшего более сорока дней там. Правда, он принимал питательные смеси, в отличие от меня. «У меня артрит, и я принимаю „Диклофенак“, — сказал мне Юра. — Без бульона лекарство сожжёт мне желудок».

Сегодня получение мелких радостей продолжилось. Конвоир дал нам большой дворик для гуляния, полностью залитый солнечным светом. Нас вывели гулять не с утра, а ближе к обеду, и нам с соседями выпало счастье позагорать в одних плавках. Блаженство! Редкая удача! В заасфальтированном дворике очень символично из пола пробивалась берёзка и тянулась своими хрупкими веточками к солнцу, прямо как мы, заключённые, стремимся на волю к своим семьям. Сколько людей здесь на разных языках молится за своих близких, я думаю, что побольше, чем в храмах всех конфессий.

Следующий день был самым счастливым за все мои два с половиной месяца пребывания под арестом — нежданно-негаданно следователь дал разрешение на свидание с женой Юлей. До этого я получил множество отказов не только на встречу, но и на телефонные звонки детям. Я человек не сентиментальный, вроде, но час беседы даже через стекло по телефонной трубке произвёл эффект разорвавшейся бомбы.

Путь к моему счастью был весьма долгим и запутанным, ощущение нереальности происходящего не покидало меня: слишком страшная была картина подземного перехода с облезлыми коридорами под сводчатыми арками, с плесенью, покрывавшей стены, потолки, двери камер и даже полы из-за высокой влажности и с отсутствием света.

Заключенные, которые встречались в самом страшном месте «Матросски» — «тубунаре», были похожи на тени заключённых их концлагеря «Бухенвальд». В основном, узбеки, таджики и потрепанные славяне в 16-местных камерах сидели с огромным перегрузом, не менее чем в полтора раза, то есть по 25-30 человек. Большего ужаса я в своей жизни не видел.

По коридору передвигались «хозбандиты» — так называют людей, которые уже осуждены и досиживают свой срок, работая в обслуге. Была раздача обеда, и они двигали тележку с баками, в которых плескались помои совершенно другого качества, нежели подают в больницу и на «спецах», где сидят особо важные заключённые. За тележкой передвигались две кошки и то и дело залезали лапами в бак, чтобы поживиться баландой.

В камерах, по рассказам очевидцев, пол в туалете земляной, а железное очко сидельцы затыкают пластиковой бутылкой, чтобы оттуда не вылезали крысы. На прогулку их практически не выводят. Само название «тубунар» означает, что ранее здесь находился больничный корпус с больными туберкулёзом. В данный момент туберкулёзное отделение находится отдельно от основного больничного корпуса, где нахожусь я, на более высоких этажах другого здания. На тубунаре зачастую содержат и наркоманов, больных ВИЧ и гепатитом С. Говорят, что в вену раствор наркотиков они вводят с помощью стержней от шариковых ручек, заострённых в камерах.

Примерно за двадцать минут мы с конвоиром, наконец, добрались до комнаты свиданий со стеклянными перегородками и телефонными аппаратами. Зашла Юля в красивой футболке и со свежим лицом, волосы её были распущены. Я был поражён её красотой, и голос жены для меня звучал, как симфония. Когда вошёл конвоир и сказал, что прошёл час, я даже не поверил. Свидание пролетело, как миг…

Возвращаясь назад транзитом через тубунар и другие коридоры и тюремные корпуса с сотнями поворотов, запомнить которые можно лишь с десятого раза как минимум, мне уже не казалось всё таким страшным. В глазах стоял образ Юли, и я шёл широко улыбаясь, пока не услышал команду: «Стой!»
«Как ваша фамилия?» — услышал я, очнувшись. «Шестун. Вам она известна?» — спросил, увидев интерес в глазах коренастого майора ФСИН. «Конечно! Кто же вас не знает!»

Замначальника СИЗО по режиму, майор Пьянков, — представился мне моложавый офицер.
Мы поговорили с Матвеем Пьянковым около десяти минут про условия содержания в «Лефортово» и местной тюрьме. Это два самых старых и известных изолятора, построенных еще в царские времена, помимо «Бутырки», но с совершенно разным отношением к арестантам.

Повторю, что «Лефортово», несмотря на гораздо большее финансирование, умудряется так усложнить жизнь сидящим там людям, что «Матросская тишина» для меня или «Водник» — предел мечтаний. Я поблагодарил руководство ФСИН по городу Москве, в чьём подчинении находятся все изоляторы, кроме «Лефортово», за их гораздо более человечное отношение к людям, которые ещё не осуждены, и вина их ещё не доказана.

Придя назад в свою розовую камеру, я упал на кровать и не вставал до самой ночи, тупо уставившись в потолок и счастливо улыбаясь. Андрей был на суде, Рашиду, видимо, было скучно, и он несколько раз меня переспрашивал, почему глупая улыбка не сходит с моего лица.

Эмоциональный всплеск от встречи был настолько велик, что я не то что не мог ответить, мне было тяжело даже кивнуть головой. Я знал, что за душевным подъёмом последует спад. Не радуйся от побед и не огорчайся от поражений — и то, и другое отнимает силы.  Но не радоваться я не мог и весь день бесстыдным образом наслаждался послевкусием встречи, перебирая в памяти все детали.

30 августа 2018. Как я уже рассказывал, из-за моего приезда руководство больницы гудело, как растревоженный улей. Все конвоиры, медсёстры подтвердили, что такой спецконтроль видят впервые. Даже на КПП девушка на запрос адвокатов о визите к Шестуну сообщила им, что очень много разговоров о нём, и такие одиозные здесь не нужны, мол, от них одни проблемы.

Конечно, я расстроился от того, что когда ночью потерял сознание от спазма в кишечнике, молодой хирург Борисов сказал мне на полном серьёзе: «Совести у вас нет! Симулируете…» На мой взгляд, врачи не имеют права на такое ничтожное поведение.

По моему приезду нашу камеру посетил и начальник СИЗО «Матросская тишина» Поздеев Сергей Леонидович, что бывает крайне редко. Например, мой сосед Мурашев сидит в этой камере полгода, и полковник Поздеев ни разу в камеру не заходил. Немного уставший Сергей Леонидович произвёл приятное впечатление открытого и честного офицера лет 45-ти с печатью грусти на лице. Видно было по нему, что эта работа даётся ему непросто. Я не стал ему жаловаться на врачей, на реплику Молоковой, а её можно понять, ограничившись благодарностями за комфортную камеру, свободный заход адвокатов в шикарные кабинеты и общий настрой в коллективе СИЗО.

1 сентября 2018. Возвращаюсь к тяжелым минутам, например, сегодня у меня подавленное моральное состояние. Первого сентября я обычно объезжаю школы района, провожаю своих детей, а сейчас торчу в тюрьме! Порчу своим детям репутацию и лишаю их многих возможностей.

Например, Ваня заканчивает в этом году Первый кадетский десантный корпус и планировал поступать в академию ФСБ — теперь путь туда закрыт, конечно. Маша в МГИМО тоже будет лишена перспективы работать в базовом министерстве иностранных дел. Страшно представить, что будут говорить одноклассники Грише про папу. Очевидно, что не у всех хватит такта не травмировать этого интеллигентного мальчика.

Очень неприятно было услышать от адвоката, что следователь Видюков гарантировал ему мой возврат в «Лефортово», причём не в камеру к Манаширову, а к сидящему за терроризм узбеку, неопрятному, не говорящему по-русски, и то, что он не даст находиться мне в больнице более десяти дней. По закону он не может вмешиваться в условия моего содержания в СИЗО, а тем более влиять на медицинскую помощь.

Сейчас за окном садится солнце, с наступлением темноты начинается перекрикивание из камеры в камеру других корпусов, стоящих напротив нашего. В «Лефортово» такое полностью исключено. Здесь же каждый вечер после отбоя в 22:00 можно слышать массовые кричалки с одинаковым текстом: «Приветствие всему централу, всему порядочному люду от положенца Ильяса! Тёплые добрые слова! Крепкого здоровья! Чистого неба над головой! Золотой свободы! Скорейшего освобождения! Всего самого наилучшего от Господа Бога! АУЕ (арестантский уклад един)! Жизнь ворам! Вечно! Бесконечно!» Причем со слов «Жизнь ворам» скандируется хором. В основном, это кричат из камер общего режима, как я понял, профессиональные кричальщики, где арестантский уклад соблюдается более строго, чем на спецах.

Слово смотрящего в СИЗО — закон! Два года смотрящим в «Матросской тишине» чеченец Зелимхан Засулаев, сидящий в большом «спеце» по уголовному делу о массовой драке на Хованском кладбище. Был большой резонанс в обществе, когда произошло массовое побоище со смертельными случаями между членами общественной организации «Здоровая нация», имеющей отношение к «Боевому братству» (обществу воинов-интернационалистов), которую вызвал директор ГУП «Кладбища Москвы» на выдворение большой бригады шабашников-таджиков, работающих под прикрытием и.о. начальника ОВД ТиНАО города Москвы Рифата Каберова.

Положенец в «Матросской тишине» — ингуш Ильяс. Чеченцы и ингуши практически один народ и даже имеют общее название — вайнахи. Язык практически одинаковый, за исключением нескольких слов и характерного акцента. В «Воднике», кстати, также был смотрящим ингуш Башир, а до него тоже был ингуш Мага. Меня это совершенно не удивляет. В армии в нашем полку 25 чеченцев и ингушей имели абсолютную власть благодаря своей сплоченности, хорошей физической форме и высокому боевому духу. При всем том, что дагестанцев было в два раза больше, а грузин, армян, азербайджанцев в 3-4 раза (каждой нации в отдельности). То же самое было у нас в Костромском технологическом институте.

На «Матросской тишине» сидельцы хорошо отзываются об Ильясе, считают его справедливым и авторитетным. Я никогда не встречался с положенцем ни в «Воднике», ни в «Матросской тишине», потому что всегда нахожусь на «спецах» в камерах с особо строгим режимом содержания — без «дорог» и прочих вольностей.

«Дорога» — это верёвка, с помощью которой через окна передаются «малявы» (записки), узнаётся информация друг о друге, передаются предметы первой необходимости (сигареты, чай, спички), бывает, телефоны и другая запрещёнка. В «Лефортово», разумеется, ничего такого нет, и даже не принято употреблять самый минимальный сленг, который немного используется в «спецах» других СИЗО. Когда в «Лефортово» я назвал камеру «хатой», то на меня посмотрели, как на дурака. Пожалуй, единственное слово, которое там используется, — «шконка» (кровать).»

Продолжение следует….