«Мы имеем дело с преступниками и людьми в погонах. И кто из них страшнее — большой вопрос»

Работа многих российских адвокатов свелась к «решению вопросов» со следователями и судьями. Защитники зачастую работают против собственных клиентов, руководствуясь только своими денежными интересами. Оправдательные приговоры вымерли как динозавры, а следователи, прокуроры и судьи общаются между собой теснее, чем близкие родственники

ПАСМИ продолжает серию публикаций, начатую материалом про российское следствие, посвященную работникам правоохранительных органов и участникам судебной системы России.

Вячеслав Долженков: «Никакой состязательности сторон в российском суде нет»

— Не нужна бюрократическому полицейскому государству адвокатура. Поэтому терпеть — терпят. Но ни воли, ни спуску не дают. В 1998, когда я пришел в адвокатуру, откровенного, неприкрытого хамства со стороны следователей, прокуроров, судей было меньше. Иногда даже давали понять, что мы коллеги. Бывали случаи, что судьи приглашали к себе адвоката и прокурора, чтобы обсудить процессуальную ситуацию по делу.

Теперь адвокаты — парии. Мы не смеем переступить порог судейской комнаты. Прокурор оттуда не вылезает. Следователь подолгу может там торчать за закрытыми дверями. Для следователя удовлетворение ходатайства адвоката — неприятное решение, свидетельствующее о его профессиональной несостоятельности. «Ну ты что, не мог этого козла-адвоката отбрить?!».

О работе с уголовными делами

— Уголовные дела начинаются государством в лице следователя, поддерживаются прокурором, рассматриваются и разрешаются судом. Государственные органы выступают и «заказчиками», и инициаторами, и проводниками уголовного дела от начала до конца. О чем можно говорить, если сторона обвинения вправе, не ставя в известность защиту, допрашивать свидетелей и истребовать документы, а защита этого сделать не может?

Если обвинение вправе назначить судебную экспертизу по тем вопросам, которые оно считает нужным, и в то экспертное учреждение, в которое найдет необходимым, а защита против этого и возразить не может? Если адвокат должен ходатайствовать о проведении тех или иных следственных действий, истребовании доказательств, проведении экспертиз, а сторона обвинения вправе во всём этом просящей стороне отказать?

Случай из практики

— Вот свежий пример. Следователь выходит в суд с ходатайством об аресте обвиняемого. При этом представляет суду лишь те материалы дела, которые считает нужным. Защита достоверно знает о наличии в деле экспертизы, указывающей на невиновность обвиняемой, о чем сообщает в ходе судебного заседания и просит суд обязать следователя представить заключение экспертизы. Судья спрашивает следователя: «Вы представили суду все доказательства, которые посчитали нужными?». Следователь: «Да, все». Судья: «Ходатайство защиты отклонить, поскольку следователь в силу закона сам формирует объем доказательств, представляемых в обоснование ходатайства». Итог: человек, чья невиновность установлена имеющейся в деле экспертизой, заключается под стражу. А дальше включится механизм оправдания последующим судьей судьи предыдущего. И рассчитывать на оправдание обвиняемому уже не придется.

Еще одна сложность — это затрудненность оказания правовой помощи доверителю, содержащемуся под стражей. Мало того, что для прохода в некоторые СИЗО в очередь надо записываться с ночи, так еще и попасть к клиенту адвокат может только после того, как получит от стороны обвинения разрешение на свидания с арестованным. Конституционный Суд РФ постановил, что администрация СИЗО не вправе требовать от адвоката никаких подтверждений его участия в деле, разрешений на свидания с обвиняемым. И в Федеральном законе «О порядке содержания подозреваемых и обвиняемых под стражей» прописано, что адвокат допускается к подзащитному по предъявлении лишь адвокатского ордера и служебного удостоверения. С апреля 2017 года по инициативе президента России и в УПК внесена запись, согласно которой адвокату для посещения подзащитного в СИЗО надо представить лишь удостоверение и ордер — всё напрасно. Органы УФСИН (по крайней мере, в Москве) продолжают требовать от адвокатов разрешения следователя на посещение подзащитного. Ни один контрольный и надзирающий государственный орган не реагирует на то, что во всех без исключения столичных СИЗО ежедневно нарушается федеральный закон.

Об адвокатах-решалах

— Бывает, что адвокат, как профессионал, понимая, каков будет исход дела, попросту врёт клиенту, что желаемый результат будет достигнут только в случае, если клиент немного «даст» через него, адвоката. Клиент дает. Адвокат никому ничего не несет. Результат получается желаемый, потому что адвокат его грамотно просчитал. Такая ситуация на нашем арго называется «самокат». «Самокатчики» регулярно садятся за мошенничество.

О том, что ценится в суде

— Красноречие в наши дни никого не интересует. Чем дольше и красивее говорит адвокат, тем меньше судья воспримет обращенную к нему речь. Современному адвокату нужно без излишних красивостей аргументированно убедить суд в том, что при имеющихся в деле доказательствах приговор, о котором просит прокурор, не устоит в вышестоящих инстанциях. Только если до судьи дойдет, что адвокат в этом прав, судья начнет делать уступки стороне защиты. Только логика, железная аргументация и знание механизмов принятия судебных решений могут что-то изменить.

Расул Кадиев: «Люди часто идут к имаму, а не в суд. Это дешевле и быстрее»

— Я учился в 1999-2003 годах на юридическом факультете Дагестанского государственного университета. Это было время, когда коррупция в республике была основным институтом общества. Само поступления на бюджетное отделение юридического факультета рассматривалось как чудо. Устроится на работу в правоохранительные органы или суд в системе, где все места заранее поделены между кланами, было практически невозможно. Поэтому я выбрал адвокатуру.

Российская правовая культура девяностых и двухтысячных — это страшная смесь советских пережитков и олигархических капризов в виде присадок из западного права. И все это никак не увязывается с культурой дагестанцев, которые жили по обычному праву и шариату и до революции, и в период после девяностых годов прошлого века. И сейчас очень часто люди в спорных ситуациях обращаются к имаму. Это дешевле и быстрее чем в наши суды. Да и результат более предсказуем.

Когда клиенту объясняешь, что адвокат не должен носить взятки, в Дагестане это воспринимают как попытку набить цену или как отказ от участия в деле.

Случай из практики

— Чаще всего я веду банковские и трудовые дела. Как-то я представлял интересы человека, у которого банк заблокировал все счета. Мой клиент не мог получить заработную плату и заплатить кредит. В суде выяснилось, что его имя, фамилия, дата рождения и район проживания совпали с данными человека, находившегося в списке экстремистов. Разница была только в отчестве и в селе. Банк, убедившись в том, что допустил ошибку, не только не разблокировал счёт, а наоборот попросил добавить клиента в базу террористов, «на всякий случай». Суд встал на нашу сторону. Правда, компенсация в пять тысяч рублей не очень расстроила банк.

О назначенных адвокатах

— В целом система адвокатов по назначению работает на интересы следствия и суда. Адвокатские палаты в субъектах, в том числе в Дагестане, пока не очень успешно борются с «красными» адвокатами, которые пачками подписывают протоколы допросов, даже не видя клиента в лицо.

Елена Сычева: «Адвокаты-мошенники обещают решение проблем и исчезают с деньгами»

— Я для себя вывела формулу: я защищаю не преступника, а человека, обвиненного в преступлении и мое дело разобраться и не допустить, чтобы тот понес наказание не за то, что он совершил, показать какие обстоятельства подвели его к преступлению, если такое было. Ну а если он непричастен — сделать все возможное, чтобы невиновный не был привлечен к уголовной ответственности.

Но когда я вспоминаю (из своей же следственной практики) лицо избитого ребенка 10 лет, у которого какая-то человекообразная особь вырывала мобильный телефон на улице, потому что на дозу наркотиков не хватало, я понимаю, что вот такого обвиняемого защищать бы не смогла, и все мое существо кричит, что преступник должен сидеть в тюрьме. Для этого и провозглашен принцип неотвратимости наказания за содеянное. Ключевое слово здесь «за содеянное», а не потому, что на такого удобного обвиняемого можно «повесить» все уличные грабежи в районе, даже если он к ним и непричастен. А поверьте, что их «вешают». И фотографии потерпевшим перед опознанием покажут и статистов таких подберут, что не опознать кого надо — невозможно. Но когда человека привлекают не за то, что он совершил, виновное лицо остается на свободе и неизвестно, что натворит, убедившись в собственной безнаказанности.

Случай из практики

— Сейчас у меня есть подзащитный, для задержания которого задействован был чуть ли не спецназ. Лицо разбили так, что в травмпункт возили зашивать губу. На следующий день его предъявили для опознания потерпевшему: лицо отекшее, вместо глаз — щелки, щека раздута, а из губы торчат хирургические нитки. А в качестве статистов поставили двух узбеков. В итоге человека ставят в один ряд с людьми не просто другой национальности, а даже другой расы, причем один из них на 20 лет моложе опознаваемого. Потерпевший знает, что он видел в момент преступления явно не узбека. Ну а разбитое лицо, после пояснений «мы тут задержали», вообще убирает любую тень сомнения у опознающего. Результат был понятен. Протокол опознания положен в основу обвинения. Его же прикладывают к материалу в суд для ареста. На мое замечание, что опознание несостоятельно, судья издевательски отвечает «по-вашему, статистам тоже надо было лица разбить?».

Про мошенников от адвокатуры

— Часто первый вопрос при встрече с потенциальным доверителем, это «сколько нужно дать следователю?». Устала уже объяснять, что не занимаюсь такими вещами, что действую только в рамках закона и со мной вместе можно идти только законным путем. И вот дальше следует самое интересное: «спасибо, до свидания»… Идут искать, кто «решит вопрос». У меня нет статистики, какому проценту людей удалось «решить вопрос», не знаю и в какие суммы это обходилось. Но знаю точно, что на этой ниве процветает огромное количество мошенников (не исключаю, что часть из них обладают статусом адвокатов), которые берутся за решение любых проблем, любых вопросов, а потом исчезают с круглой суммой в кармане, а человек остается наедине со своей проблемой и с пустым кошельком.

О «красных» адвокатах

— Вот что реально убивает, так это нечистоплотные коллеги, приглашенные следователем в порядке назначения и склоняющие потенциального обвиняемого написать явку с повинной по заданной схеме или дать признательные показания, дескать, «если попал в поле зрения и тебя уже прихватили, надо сознаваться, тебе скидка выйдет». А на самом деле и статья там могла быть другая и доказательств вины у следствия не густо (а то и вообще не было ничего кроме подозрений), но признательные показания — царица доказательств со времен древнего Рима. И что бы ты потом ни делал, а уже повязан этим признанием, отказаться от него — себе дороже, ибо указано в законе, что «показания, данные с участием защитника, могут быть использованы в качестве доказательства даже в случае последующего отказа от них».

Илья Новиков: «Борьба за чистое оправдание может вестись только на стадии следствия»

— Прямое сотрудничество со следствием в ущерб подзащитному встречается не так часто, как об этом говорят. И внутри адвокатуры к этому однозначное отношение — если о таком становится известно, за это выгоняют с волчьим билетом. Я сам ни разу с момента получения адвокатского статуса не вел дел по назначению. Но я бы ни в коем случае не стал обвинять коллег, работающих «в порядке 51-й статьи» в массовом небрежении обязанностями.

Об оправдательных приговорах

— Хотя о необходимости оправдания подзащитного адвокаты в прениях говорят часто, все, включая их самих, понимают, что это из области риторики. Почти всегда реальная задача в суде — снижение наказания в сторону минимально возможного с учетом всех обстоятельств. Борьба за «чистое оправдание» с реальными шансами может вестись на стадии следствия, пока возможно прекращение дела без ущерба для «чести мундира» следователей и прокуроров.

Об адвокатах и взятках

— Адвокаты-взятконосцы — это известная проблема, но источник ее, конечно, не в посреднике, а в предложении, которое рождает спрос. Однажды в коридоре арбитражного суда ко мне подошел хороший знакомый, работавший там в аппарате, и деликатно объяснил суть проблемы: по нашему делу противная сторона сделала судье предложение, но судья считает, что безопаснее и правильнее решить дело в нашу пользу. Не хотим ли мы перекупить ситуацию?

Для взятки нужно доверие, а оно зависит не от того адвокат ли ты, а от личных отношений. Лучше всего — если ты в прошлом служил со следователем, вы вместе выпивали, общались. В историях про такого рода обманутые надежды клиентов регулярно встречается зачин «а наш адвокат сказал нам, что он со следователем вместе учился, и все решит». Адвокатура знает об этой проблеме и занимается самоочищением, с большим или меньшим успехом.

Вице-президент Адвокатской палаты Москвы Вадим Клювгант: «Государство провоцирует зависимость адвокатов от стороны обвинения»

— Далеко не всегда верным критерием эффективности работы адвоката является полное оправдание подзащитного. Хотя бы потому, что мы защищаем не только невиновных. Часто задача адвоката — добиться того, чтобы его подзащитный понес ответственность только за то, что он в действительности совершил, и чтобы ему было назначено справедливое, не избыточно суровое наказание, с учетом всех его личностных качеств и обстоятельств произошедшего. И защищать виновного, добиваясь этих целей, бывает нисколько не легче, чем защищать невиновного.

О следователях и судьях

— Я сам в прошлом следователь и руководитель следственного органа. И мне очень неловко, а порой и просто стыдно за нынешний стандарт следственной работы. Да, есть и среди сегодняшних следователей высокие профессионалы. Но, к сожалению, «погоду» в следственных органах делают не они. Преобладающими тенденциями стали игнорирование презумпции невиновности, превратившейся в свою противоположность, и собирание бумаг вместо доказывания. Расследование преступлений, по своей сути, — интеллектуальная деятельность по доказыванию процессуальными средствами обстоятельств тех или иных событий и причастности к ним тех или иных лиц. Сегодня признаков такой деятельности, как и самостоятельного мышления следователей, я замечаю все меньше. Интеллектуальная, творческая деятельность все чаще подменяется процессом сбора различных бумаг, которые ни сами по себе, ни в совокупности ничего не доказывают, а лишь создают видимость наличия доказательств. Это и называется «шить дело». Такому подходу свойственна работа в рамках лишь одной версии произошедшего, изначально возводимой в степень истины. Другие версии просто не проверяются, а порой даже не выдвигаются. И все, что не укладывается в прокрустово ложе, избранное следователем, отметается за ненадобностью, для пущей важности именуемой «неотносимостью».

Такие дела могут быть многотомными. Не редкость уже и дела объемом в сотни томов.

Но это же видимость доказывания, потому что в реальности они в значительной степени наполнены материалами, не проясняющими сути дела и не доказывающими обвинение, а проще говоря — доказательным мусором.

Если же говорить о «специальных» делах, которые принято еще называть «заказными», то в них осуществляется откровенная и примитивная, а порой и демонстративная, подгонка всех материалов, называемых «доказательствами» под заранее выбранное обвинение назначенной жертве уголовной репрессии. Не уникальны в таких делах и прямые фальсификации.

Особенно прискорбно и разрушительно для права и правосудия то, что подобные дела в подавляющем числе случаев проходят в судах из-за пресловутого обвинительного уклона и некритичного отношения к обвинительным материалам. Вместо проверки и оценки всех доказательств с позиции закона и совести, на основе презумпции невиновности, происходит заимствование следственной обвинительной позиции в судебный приговор. Показатели, по которым сегодня оценивается работа следователей и судей, тоже способствуют — если не усугублению, то консервированию этой печальной ситуации.

О назначенных адвокатах

— Сейчас сильно сократился спрос на оплачиваемую адвокатскую помощь. Многие люди просто не имеют возможности платить. Другие в силу упадка правосознания и утраты доверия к следствию и суду, не хотят. А поскольку участие защитника в большинстве уголовных дел обязательно в силу закона, то в этих, очень частых, случаях в делах появляется защитник по назначению. Порой (и не так уж редко, к сожалению) следователи и суды, вопреки закону, назначают защитников и при наличии защитника по соглашению: в одних случаях для «подстраховки», в других — для облегчения той самой «подгонки» путем нейтрализации активного и непокорного адвоката.

При существующем порядке и назначение адвоката в дело, и оплата его работы (сама по себе позорно низкая, да еще и выплачиваемая зачастую с большими задержками) в наибольшей степени зависят от следователя или судьи — то есть, именно от тех, с кем адвокат в силу своего предназначения должен спорить, отстаивая права своего подзащитного. Так, на досудебной стадии именно следователь является должностным лицом, назначающим адвоката и подтверждающим выполнение им оплачиваемого объема работ. На мой взгляд, так государство, во-первых, не исполняет должным образом свою конституционную обязанность по обеспечению каждому квалифицированной юридической помощи, а во-вторых, провоцирует зависимость адвокатов от их процессуальных оппонентов, а то и недопустимые формы сотрудничества адвоката со стороной обвинения вопреки интересам подзащитных. Ни в коей мере не оправдывая недобросовестных адвокатов (мы в Совете Адвокатской палаты Москвы занимаем по отношению к ним бескомпромиссную позицию, вплоть до исключения рядов сообщества), не могу не отметить эту зависимость как крайне негативный для интересов правосудия фактор. Ведь, как мы знаем, спрос всегда рождает предложение.

Тем важнее разрабатываемый сейчас адвокатским сообществом порядок выделения адвокатов для работы по назначению, максимально снижающий риск такого недобросовестного сговора и влияния на адвоката. Этот порядок, в соответствии с недавним изменением закона, будет обязательным для всех правоприменителей.

Владимир Д.: «С репутацией гордеца и чистюли можно сразу уходить в дворники»

— В России сегодня десятки тысяч адвокатов. И звезды с астрономическими гонорарами и светящимися нимбами — единицы из них. Хорошо, если процентов десять от общего числа получают приличные деньги, прицепившись к обеспеченным клиентам или богатым организациям и фирмам. Остальные влачат довольно жалкое существование.

Последние годы коллеги в некоторых регионах выстраиваются в очередь даже за делами по назначению, чтобы получить копеечный, но гарантированный гонорар. Мы имеем дело с преступниками с одной стороны и людьми в погонах с другой. И кто еще из них страшнее — большой вопрос. Для большинства, особенно тех, кто работает в небольших провинциальных населенных пунктах, отказаться урегулировать ситуацию, если этого желает и клиент, и следствие — страшный сон! Слухи распространяются мгновенно, а с репутацией гордеца и чистюли можно смело сразу уходить в дворники.