Ирек Муртазин: По жизни я фаталист

Журналист «Новой газеты» Ирек Муртазин вошел в историю современной журналистики как человек, не боявшийся в открытую выступить против власти, за это и пострадал, отсидев более года в колонии-поселении. Он освящает самые громкие и резонансные дела, не боясь в открытую высказывать свою версию и отношение к происходящим событиям. Он в открытую заявляет, что не боится расправы за «излишнее любопытство». О своем конфликте с первыми лицами Татарстана, о предложениях по реформированию ФСИН и о своем взгляде на последние убийства в духе 90-х Ирек Минзакиевич в интервью «Первому Антикоррупционному СМИ»

ПАСМИ: Вам довелось в свое время возглавлять пресс-службу президента Татарстана Минтимера Шаймиева. С этой работой были связаны некие неприятные события в вашей жизни. Какие события этому предшествовали?

И.Муртазин: Моей ошибкой было то, что я вообще согласился перейти на эту работу. К тому моменту, когда меня убедили «поработать в Кремле», у меня было два «Хрустальных пера», как у лучшего тележурналиста Татарстана. Я работал собкором «Вестей» (ВГТРК) в Казани, был, можно сказать, сам себе хозяин. Мне эта работа нравилась, хотя поступали настойчивые предложения переехать на работу в Москву, в «Вести». До 1999 года мне уже дважды предлагали возглавить пресс-службу Шаймиева, но я отказывался. А в 1999-ом в ход пошел аргумент, что наступают трудные времена, грядут перемены в высших эшелонах власти, и мы должны поддержать президента Шаймиева. Пришлось согласится…. Хотя было сложно перестроиться, ходить на работу в костюме и галстуке, подчиняться определенному ритму. Это были три года безвременья. Первый год я налаживал работу пресс-службы, а потом постоянно «канючил» Шаймиева отпустить меня. Но госслужбу я покинул только в 2002-ом.

ПАСМИ: Что же все-таки стало причиной возбуждения в отношении вас уголовное дела?

И.Муртазин: После ухода из Кремля произошло некоторое переосмысление. Я пришел к выводу, что Шаймиев — случайный человек во власти, без сверхспособностей. Кроме того, он обратился к Путину и попросил его о переназначении. Примеру Шаймиева последовали десятки губернаторов, которые до этого выжидали, чем же все закончится. На этом кончилась в стране демократия, и начала выстраиваться жесткая властная вертикаль, очень похожая на авторитаризм. В какой-то момент возникла потребность написать об этом. Так появилась книга «Минтимер Шаймиев: последний президент Татарстана».

За эту книгу меня и обвинили в «разжигании социальной розни к социальной группе представители региональной власти» — ст.282 УК РФ. Это был первый судебный прецедент, когда власть была официально признана социальной группой. Об этом свидетельствует заключение эксперта, которое есть в деле.

ПАСМИ:  Вас приговорили к 1 году и 9 месяцам колонии-поселения. Но все же удалось выйти по УДО?

И.Муртазин: Через 431 день меня фактически выгнали из колонии за плохое поведение (смеется). Я написал ходатайство об УДО, рассчитывая съездить в суд, скрасить серые будни колонии. А за полторы недели до рассмотрения моего заявления я попал в карцер. И вообще перед комиссией мне предстояло предстать с солидным «багажом». Я четыре раза побывал в карцере, у меня был «красная полоса» — пометка о том, что я склонен к побегу, «синяя полоса» — склонен к дезорганизации», и 7 выговоров.

ПАСМИ:  Но тем ни менее…

И.Муртазин: Решение об УДО было положительным, хотя во время заседания комиссии мне и слова не дали сказать. Причиной тому была моя чрезвычайная активность. Отбывая срок, я не переставая писал письма на имя министра юстиции Коновалова с конкретными предложениями по реформированию системы. Эти письма публиковались в «Новой Газете». После очередной публикации под названием «Архипелаг Батрак», где я раскрыл факты использования начальником колонии труда заключенных, из колонии было уволено одиннадцать сотрудников.

Было и письмо министру с предложением назначать начальниками колоний людей, никогда не носивших погоны, не отравленных «милитаризированным» сознанием. Например, назначить начальником «Матроски» (Матросская Тишина) Эллу Памфилову. Также я предлагал вывести оперативные части из подчинения начальников колоний, тогда о любых ЧП сообщали бы, куда следует, незамедлительно, не пытаясь скрыть какие-то нарушения.

ПАСМИ: То есть от вас просто предпочли избавиться?

И.Муртазин: Выходит так. Начальник колонии неоднократно говорил мне : «Не стоит создавать нам проблем, вот выйдешь, тогда и продолжай свою борьбу».

ПАСМИ:  Полученный опыт как-то пригодился?

И.Муртазин: Был случай в 2011 году, когда случился бунт во Льговской колонии в Курской области, заключенные массово вскрыли вены. На территорию колонии не пускали ни журналистов, ни общественников. И вдруг выходит сотрудник колонии и спрашивает – «Кто Муртазин»? Я откликнулся. Оказалось, что в колонии уже третий день работал генерал Владислав Цатуров, замдиректора ФСИН, он-то и решил пустить меня в колонию. Цатуров сказал мне, что в 2011 году ездил в Менделеевск, поверять факты, изложенные министру юстиции, и убедился, что я все изложил правдиво. Вот Цатуров и решил, что и по ситуации во Льговской колонии я напишу объективно. Мне удалось тогда встретится с бунтующими и узнать все подробности конфликта.

ПАСМИ: По большей части, темы, которые вы освящаете, громкие, резонансные и в чем-то даже опасные. Взять хотя бы тему о деятельности «Ореховской ОПГ». В ваш адрес когда-либо угрозы поступали?

И.Муртазин: Не раз. Ну и что? Я получал второе высшее образование в МГЮА (Московская Государственная Юридическая Академия), общался с действующими работниками прокуратуры, силовиками, и еще со времен учебы усвоил, что если угроза звучит вслух, то скорее всего угрозой и останется. Тот, кто хочет что-то сделать на самом деле, предупреждать об этом не будет. А убийство журналиста вообще проблемы не решит. Если журналист располагает какой-то информацией -это уже определённый гарант его безопасности. Хотя всей правды говорить не стоит, 10-15% нужно оставлять про запас.

На меня было одно покушение в 2008 году, когда на меня напали двое с битами. Но я предполагаю, что это нападение было связано с моим личным конфликтом с мэром Казани, а не с расследованиями. А так, по жизни я фаталист, верю в судьбу. Если тогда я не погиб от рук бандитов, значит Бог уберег меня для чего-то важного.

ПАСМИ:  Что касается дела «Ореховских», вы пристально следите за ним, посвятили ему целую серию материалов. Кроме вымогательств, убийства следователя Керезя, им приписывают также покушение на депутата Журбу, убийство водителя Захарова и адвоката Татьяны Акимцевой, как думаете, они действительно имеют к этому отношение?

И.Муртазин: Что касается убийства Керезя, у меня нет уверенности, что Мосгорсуд осудил именно убийцу. Есть свидетели, которые видели киллера, и по описанию он непохож на Олега Пронина, которого осудили за это преступление. Киллер был такого же роста, что и Керезь, то есть меньше 170 сантиметров. А рост Пронина больше 180 сантиметров. Керезь вел массу других дел и мог пострадать из-за этого.

Что касается последних событий…ни Белкину, ни Пронину было невыгодно убивать Алексея Захарова. Его показания уже были в деле, и их в суде просто зачитали. Был бы он жив, они могли бы задать ему вопросы в суде. Кроме того, Захаров жил на конспиративной квартире, он был под госзащитой и о том, где он жил, знал ограниченный круг лиц.

ПАСМИ: Как относитесь к версии, что Татьяну Акимцеву «убрали» Ореховские?

И.Муртазин: Эта версия самая слабая и несостоятельная. Татьяна Владимировна жила в загородном доме. В свою московскую квартиру она приехала специально, чтобы с кем-то встретиться. Не думаю, что многие об этом знали. Я встретился с Татьяной Владимировной летом в июле этого года в Мособлсуде, она хотела рассказать мне о чем-то, договорились созвониться и встретиться. Она попросила до встречи почитать один материал. И дала визитку, на обратной стороне которой сделала пометку: «МК от 12.12.2012 «Семейные тайны генерала Димы». Эта статья оказалась о Дмитрии Якубовском. Что могла означать эта запись, почему Татьяна Владимировна вспомнила публикацию 2012 года, я так и не узнал. Встретиться не получилось.