Будни «Лефортова»: страшные спектакли режиссера ФСБ
Сокамерник Александра Шестуна подтвердил, что напал на него по заказу
Как связан генерал ФСБ Дорофеев с узбеком-«террористом»? Зачем было организовано нападение на Шестуна в камере? Чего боится арестованный экс-глава УСБ полиции Дагестана Хизриев? Кто может стоять за гибелью бизнесмена Шенгелии, соратника генерала Сугробова Бориса Колесникова и других высокопоставленных силовиков? Кто такие прикомандированные сотрудники ФСБ и каковы их полномочия? А также — размышления о роли спецслужб в российской жизни и воспоминания о встречах с Путиным, Медведевым и Бастрыкиным — в новых тюремных записках экс-главы Серпуховского района Александра Шестуна.
«23 октября со мной произошел ряд событий в очередной раз взорвавший информационное пространство. Мой сосед по камере, профессиональный боец смешанного стиля 26-летний узбек-«террорист» Фазлиддин Кодиров напал на меня ночью с железной ложкой при прямых указаниях сотрудников «Лефортово», цинично снимавших инцидент на видеокамеры.
Этот спектакль был срежиссирован уже давно, и сейчас я подробно расскажу всю цепочку событий.
Итак, в середине сентября, когда я находился в тюремной больнице «Матросской тишины» после 26-дневной голодовки с диагнозом: кандидоз кишечника 1 степени, кровоточащая язва желудка, диабет и прочее, следователь СК Роман Видюков сообщил, что по поручению генерал-полковника ФСБ Алексея Дорофеева, ведущего оперативное сопровождение моего уголовного дела, выкинет меня из больницы недолеченного и по возвращению в «Лефортово» поселит с узбеком, проходящим по делу о терроризме.
Несмотря на то, что я написал много жалоб в надзорные инстанции о том, что Следственный комитет и ФСБ не вправе определять ход лечения и моего соседа в изоляторе, а СМИ опубликовали об этом статьи в прессе, все так и произошло.
5 октября 2018 года меня, не оповещенного о заседании в Мосгорсуде, без лекарств, выволокли из больницы и доставили в суд, где судья Мещанского суда Елена Гудошникова рассматривала дело о снятии госзащиты УСБ ФСБ с Шестуна А.В. Когда я вернулся в больницу вечером, то вся «Матросская тишина» стояла на ушах, там зверствовал генерал ФСИН Сергей Мороз, получивший нагоняй из-за меня от генерал-полковника ФСБ Дорофеева. За один день переписав все заключения врачей о моем состоянии, поменяв сведения о болезнях на богатырское здоровье, меня сразу же начали этапировать в «Лефортово».
После длительного обыска, проверок отпечатков пальцев, оформления документов в полночь я выдвинулся из «Матросской тишины», а начальник всех тюрем Москвы Мороз все ещё находился там, ожидая, не выкину ли я какой-нибудь «номер» с целью остаться в больнице.
По прибытии в «Лефортово» меня, разумеется, поселили в камеру с 26-летним узбеком-«террористом» Кодировым, атлетического телосложения, с ломанными ушами и другими признаками профессионального бойца смешанного стиля.
Я знаю практически всех 170 арестантов, и другого узбека-«террориста», который смог бы создать физическую угрозу мне, даже близко и нет. Любой, кто знает меня, подтвердит мою спортивную подготовку, решимость и мой дух в подобных конфликтах, несмотря на возраст 54 года.
Конечно, я спросил его, с кем он сидел до этого и почему его перевели. Кодиров сказал, что он был в камере с миллиардером Олегом Мкртчаном, взявшим кредит у «Внешэкономбанка» для бизнеса на Донбассе, посаженным, кстати, тем же генералом ФСБ, начальником управления «К» Иваном Ткачевым.
«Почему вас расселили?» — спросил я Фазлиддина Кодирова. «Я написал заявление с просьбой об этом из-за того, что Мкртчан мылся без трусов в бане, а мне по исламу не положено, и получился конфликт», — ответил Кодиров. «Отвернулся бы, да всего и делов», — засомневался я.
Мне эта версия показалась неправдоподобной, и я с ходу написал несколько заявлений с требованием отдельного размещения, о чем прямо сказал Фазлиддину.
В обычных тюрьмах уголовникам и правда «не по понятиям» мыться в бане голыми, все, как правило, моются в трусах, но в «Лефортово» нет блатного уклада.
Мои заявления не удовлетворили, несмотря на то, что я просил расселения из-за разных религиозных убеждений, разных по тяжести статей УК и его курения в камере. Фазлиддин хорошо готовил, был чистоплотный, спортивный, относился ко мне очень уважительно, называл всегда «дядя», я ведь и действительно старше его матери. Две недели мы прожили, ни разу не поссорившись даже в мелочах.
23 октября судья Юлия Комлева на заседании Мосгорсуда сняла с меня меры государственной защиты УСБ ФСБ РФ по событиям 2009 года, как всегда, не уведомив меня о процессе, как положено по закону.
Конечно, я требовал не идти на поводу у ФСБ и не брать на себя судье Комлевой ответственность за мою безопасность, в которой я как никогда нуждаюсь.
«Вы ведь находитесь в „Лефортово“», — заявляла сотрудница «Мосгорштампа», а именно так в народе называют ведомство Ольги Егоровой — Мосгорсуд — из-за тотальных утверждений незаконных действий следствия и ФСБ.
«Как раз в „Лефортово“ меня попытаются уничтожить, подселив ко мне узбека-„террориста“», — пытался возразить я в суде, все же подозревая, что Кодиров еще покажет свое лицо.
Юлия Валерьевна Комлева потеряла слух и зрение, не услышав того, что я не уведомлен о заседании, что нет моего адвоката Андрея Гривцова, что заседание первой инстанции судья Мещанского суда Елена Гудошникова провела без моих адвокатов при прочих грубейших процессуальных нарушениях. В 19:00 «служительница закона» Комлева лишила меня госзащиты, а уже через три часа «террорист» Кодиров набросился на меня с заостренной металлической ложкой.
Я не верю в такие совпадения, зная наглость и беспринципность генералов-миллиардеров от ФСБ Дорофеева и Ткачева, готовых уничтожить меня за «мусорные» деньги губернатора Андрея Воробьева и уголовных авторитетов Подмосковья. Помню их слова, сказанные мне в большом кабинете в Администрации Президента: «Все судьи и прокуроры под нами!»
Помню свой арест 13 июня, в день назначения выборов, на которые мне ходить было не велено. Обнаглевшие силовики уже давно не боятся общественного резонанса, у всех в карманах купленные индульгенции. Я сейчас постоянно говорю этим «вершителям судеб» с сытыми лицами в судах, на следствии, ФСБ и прокурорам: «Вы ответите за погубленных людей! Ответите за свое беззаконие! Не через год, так через два или три! Ваши дети тоже ответят и будут страдать, как мои дети. Люди с каждого из вас спросят, куда бы вы ни спрятались, в какой бы стране ни оказались».
Итак, вернувшись из Мосгорсуда в «Лефортово» в десять вечера, я быстро умылся и приготовился поесть салат и лечь спать. Я всегда ложусь рано и встаю в пять утра, поэтому после отбоя Фазлиддина прошу не трогать меня руками и по возможности вести себя тише.
Кодиров спит до обеда, соответственно, и ложится глубокой ночью. Раздевшись, я еще раз строго предупредил соседа не дотрагиваться до меня, даже если его будут просить тюремщики, которые изо всех сил пытаются вывести меня из равновесия. По радио пропиликало 22:00, я расстелил кровать и улегся лицом к стене, соблюдая распорядок дня — отбой.
Примерно в 22:10 открылось кормовое окно камеры, и трое сотрудников изолятора с видеокамерами в руках потребовали, чтобы Кодиров разбудил меня. «Я не буду толкать его, будет конфликт», — предупредил их Кодиров. «Давай буди его!» — требовали тюремщики. «Шестун предупреждал, чтобы я его не трогал», — настаивал «террорист» Фазлиддин. «Давай!» — рявкнули они на него.
Конечно, я еще не успел заснуть и слышал весь разговор. Кодиров подошел и толкнул меня в спину. «Убери руки от меня!» — сказал я, не поворачиваясь, жестким голосом. «Давай, давай!» — науськивали они Кодирова, и он второй раз толкнул меня. «Пошел вон от меня!» — повторил я. «Слышали? Слышали, как он ругается?» — заискивал перед ними сосед.
Вертухаи посмеялись и ушли, закрыв окно в двери. Прошло примерно еще десять минут, и вдруг Кодиров начал кричать, что убьет меня. «Я исламский отморозок! Я воин Аллаха! Сейчас прольется кровь! Я убью его!» — кричал Фазлиддин, размахивая металлической ложкой, как саблей.
Несмотря на крики, я еще примерно пять минут лежал лицом к стене, настолько я устал от суда, что даже чувство самосохранения не срабатывало. Потом я повернулся, сел на кровать, глядя, как он десять раз повторяет угрозу убийством. Я поднялся и приблизился к нему, он немного зацепил меня и стал стучать в дверь ногой и ложкой. Может, они ждали моей вспышки гнева? Чтобы была обоюдная драка? Я ведь очень вспыльчивый человек.
Страха у меня не было, только удивление, я тогда еще не связывал все эти события в одну цепочку. Даже любая бешеная собака чувствует, что у ее соперника нет страха в глазах. Я слишком много видел в жизни: не раз мне приставляли пистолет со взведенным курком, и я не выполнял требования; в метре от меня разрывалась граната Ф-1, и охранник, стоящий рядом со мной, получил два осколка, а моя машина Volvo около тридцати пробоин.
Конечно, Кодиров сразу понял, что даже нисколько меня не впечатлил своей боевой мощью и дикими выкриками. Тюремщики пришли только минут через 15, хотя понятно, что они все слышали и умышленно тянули время.
«Ты видел мою хорошую сторону, но не видел плохую! Я исламский отморозок! — продолжал горячиться сосед. — У меня Аллах, а у тебя деньги! Я убью тебя!» «У меня нет денег, а у тебя нет Аллаха».
После того, как соседа Кодирова забрали из камеры примерно в 23:00 23.10.2018, «корпусной» в сопровождении трех фсиновцев утешал его по дороге, что Шестун уже всех достал. Вернулся он через час примерно и с порога заявил: «Я тебя убью, и мне за это максимум пять лет добавят, грозит мне 10-12 лет».
Действительно, он проходит по делу о терроризме, и сроки там дают немалые, в отличие от убийства. Сегодня наши суды за убийство дают гораздо меньше, чем за экономические преступления или за наркотики.
Я тут же вызвал «корпусного» и попросил меня на ночь переселить без вещей в другую камеру. После таких слов сон как рукой сняло. Убивать мне его тоже резона нет, поэтому попросил переехать на ночь. Мне было отказано, пришлось оставаться с ним в камере. На удивление я быстро заснул и ночью практически не просыпался.
На следующий день его отселили, и через пять минут зашел новый сосед Эдуард Русу. 42-летний молдаванин сидит по статье 228 — наркотики, только вернулся из больницы «Матросская тишина», где проходил комиссию реабилитации после трепанации черепа, сделанной еще в 2003 году.
Эдик со своей травмой головы очень много времени провел в тюремных больницах, лежал в институте имени Сербского, где проводят психиатрическую экспертизу всем заключенным, обвиненным по особо тяжким статьям. Русу побывал трижды в психиатрической больнице Бутырской тюрьмы — «Кошкин дом». Мой новый сосед производит впечатление абсолютно нормального человека, и мне очень удобно с ним, тем более что я готовлю большую публикацию про тюремную психиатрию, и его опыт пребывания в этих больницах будет очень полезен для меня.
Эдик Русу ранее сидел два месяца в «Лефортово» с Никитой Белых в одной камере, всего он в заключении более года.
Эдик бросил курить после моего предупреждения, что я вынужден буду просить руководство изолятора отселить его из камеры. На прогулки он не ходит, но меня это не смущает, я вполне нормально отношусь к одиночеству и в какой-то мере даже наслаждаюсь тишиной и уединением.
Сегодня я был в прогулочном дворике два часа, у меня накопилось много прогулок за пропущенные часы во время судебных заседаний. По совету своего товарища Володи Осечкина пытался сделать пятьсот приседаний подряд. Скажу честно, у меня не получилось это за один подход, пришлось произвести данное количество приседаний только с пятнадцати подходов.
Во время прошлой поездки в суд председатель Госсобрания Коми Игорь Ковзель утверждал, что приседает 700 раз, не останавливаясь. Похоже на правду, он выглядит как очень спортивный, подтянутый человек. Я поставил задачу себе добиться подобной формы, тем более что это хорошо тренирует сердечную мышцу, не говоря о ногах и ягодицах.
Эдик — комфортный для меня сосед еще и тем, что не смотрит телевизор. Меня отвлекает любой посторонний шум, когда я пишу тексты или читаю книги. Не навязывается с разговорами, и потом меня сильно интересует еще и тема распространения наркотиков и покровителей данного бизнеса. Я уже писал, что сегодня подавляющую часть поставок наркотиков в Россию контролирует ФСБ. Все сколь-нибудь крупные поставщики работают под крышей «конторы», воры в законе уже давно оттеснены с этого рынка. Соответственно, все знают об этом, но мало кто пишет про реальную картину.
Собрать полную информацию, находясь в тюрьме, крайне сложно, но зато ты много общаешься с людьми, сидящими по этой статье, слушая их предметные рассуждения с приведением конкретных фактов. Это самая распространенная статья среди арестантов, причем она идет с огромным отрывом от других. Печально, что сажают закладчиков — мелких перевозчиков, сами же организаторы, как правило, не попадаются.
Мне хорошо известно, как работает эта схема в Серпухове. ФСБ знает каждую «точку» в городе, знает и всех крупных поставщиков. Ловят они тех, кого крупные барыги отдают на съедение из своих мелких дилеров. Начальник Серпуховского отдела ФСБ Виктор Урбанович работает в «семейном подряде» с мамой-председателем Серпуховского городского суда Натальей Урбанович, иногда дающей удивительно маленькие сроки. Например, такой случай был подробно описан в СМИ: когда человек, попавшийся с несколькими килограммами наркотиков, получил 7 лет условно.
Самое страшное, что несмотря на жесткое наказание, предусмотренное Уголовным кодексом за торговлю крупной партией наркотиков, от 15 лет до пожизненного заключения, потребление этого зелья в России растет высокими темпами. Причем если в Мексике или Колумбии всем известны наркобарыги, каждый ребенок знает, кто такой «Коротышка», то в нашей стране никому не известны крупные торговцы, и ни разу за всю историю современной России не было громкого судебного процесса, хотя потребление наркотиков у нас одно из самых высоких в мире. Оттого, что не сажают организаторов и их покровителей, а только мелких сошек, объемы, к сожалению, будут только расти, приводя нашу нацию к вырождению.
В России борьба с наркоторговлей лежит на управлении «К» ФСБ, где руководит небезызвестный генерал Иван Ткачев. Это подразделение сконцентрировало все финансовоемкие виды деятельности: банки, таможню, госвласть, наркоторговлю. Безусловно, это самое «богатое» управление ФСБ, а руководитель автоматически становится миллиардером. В последующей статье я подробно расскажу, как 15 лет назад скромный пограничник из Карелии Ваня Ткачев, которому посчастливилось служить вместе с Олегом Феоктистовым, превратился в могущественного Ивана Ивановича.
25 октября, через день после происшествия с Кодировым, я поехал в Басманный суд на заседание по жалобе на бездействие следователя. Зайдя утром в автозак, я сел в отделение не со своими тюремными товарищами Дмитрием Михальченко, Вячеславом Гайзером, Игорем Ковзелем, Аленксеем Черновым, Дмитрием Захарченко, а с «террористами» Давронбеком Вахидовым, Фазлидом Кодировым и Бехрузом Махмудовым. Несмотря на ночное нападение на меня Кодирова, я все равно не верю в их причастность к исламским группировкам. Кодиров и их лидер Вахидов ранее никогда не молились и не соблюдали каноны ислама, только в тюрьме они становятся правоверными.
Давронбек позвал меня при входе в автозак, чтобы разобраться по ночному происшествию. Я с удовольствием зашел к ним, желая поближе узнать Вахидова — арестанта со стержневым характером и явными задатками лидера. Давронбек родом из Киргизии, но по национальности уйгур. Как и все его подельники, работал в Санкт-Петербурге, был совладельцем ночного клуба и ряда коммерческих объектов. В «Лефортово» он не вылезает из карцера, практически живет там. В тот день он тоже был на «киче» за четыре куска хлеба, которые он взял на суд. Дерзкий Вахидов, например, однажды потребовал у тюремщиков открыть окно в камере, пригрозив им, что в случае отказа устроит пожар. Конечно, ему отказали, и он, собрав на кровати газеты и прочие горючие материалы, действительно сделал «пионерский костер» в камере. Пришлось всем дежурным по изолятору сбежаться и срочно тушить полыхавший огонь.
Кроме того, Давронбек сидел с вором в законе Шакро в одной камере и вором Алексеем Пичугиным. Шакро Молодой считается вором номер один в России и, конечно, вызывает мой интерес как герой тюремных новелл.
Присев на деревянную лавку рядом с Давронбеком, я услышал его вопрос: «Почему Фазлиддин три недели тебя непрерывно хвалил, а потом произошел конфликт?» «Давай спросим у него, он же рядом стоит, — ответил я. — Честно говоря, я сам не понял». «Они меня заставили толкнуть вас, дядя, ночью, и я боялся им отказать, — в очередной раз сказал Кодиров. — Понимаете, дядя (он так называет меня), я узбек, а вы русский. Я не могу спорить с ними, как вы. Я полностью беззащитен! Они сделают со мной все, что захотят, если я не выполню их приказы». «Нужны комментарии?» — спросил я их лидера Вахидова.
Из разговора при этой «разборке» стало ясно, хоть говорят они на русском языке очень плохо, что его действительно подсадили ко мне по заказу следствия и ФСБ.
В автозаке, конечно, сложно было вывести Фазлиддина на откровенный разговор, слишком много народа, да и мотает в машине так, что летаешь от борта к борту, сталкиваясь с другими арестантами. Пока для меня осталось тайной, на что именно был расчет у ФСБ и следователя Видюкова: на запугивание и подавление моей воли? На провокацию обоюдной драки с нанесением тяжких телесных повреждений, зная мой взрывной характер и бойцовские качества?
Помня провокацию с телефоном моему соседу Манаширову, за которую он получил шесть лет лишения свободы, ничему не удивлюсь. Вполне возможен и многовариантный сценарий. Если не покалечить меня, так хоть добавить мне статью в уголовное дело о нанесении тяжких телесных повреждений и подкинуть 4-5 лет.
Напомню, что в день нападения на меня «воина Аллаха» Мосгорсуд окончательно снял с меня меры государственной защиты за три часа до инцидента с Кодировым. С учетом того, что его подсадило ФСБ и следствие, то в совпадение я не верю. Хорошо, что так закончилось.
Например, два месяца назад, через день после снятия госзащиты УСБ ФСБ расстреляли предпринимателя Бадри Шенгелию, который дал показания на начальника УСБ Следственного комитета России Михаила Максименко, сидящего за три камеры от меня в «Лефортово». Совпадение? Не верю! Шенгелия оговорил достойного сотрудника СК Максименко, прошедшего «горячие точки», имеющего ранения и контузии. Михаил Максименко выявлял коррупционеров в Следственном комитете, и я знал его еще на воле. Что они сделали с ним в «Лефортово»… Он уже дважды лежал в «Кошкином доме» — психиатрической больнице Бутырской тюрьмы. Не каждый может выдержать такую несправедливость.
Шенгелия врал, что восемь лет назад давал ему взятку автомобилем, ничем, кроме слов, это не подтвердив. Даже когда он пытался доказать на судебном заседании свое совместное местонахождение с Максименко, то биллинг их телефонов говорил об обратном. ФСБ использовали Шенгелию, как презерватив, и выбросили в унитаз. Бадри расстреляли в его «Мерседесе» на трассе Санкт-Петербург — Петрозаводск.
Методы работы 9-го управления УСБ ФСБ мне хорошо известны не только под руководством нынешнего начальника, генерала ФСБ Алексея Комкова, но и предыдущего — генерала ФСБ Александра Купряжкина.
В январе 2012 года после нескольких встреч со мной погиб генерал-лейтенант Генпрокуратуры Нисифоров Геннадий Александрович. В то время меня активно прессинговала подмосковная прокурорская группировка, впоследствии в полном составе севшая за решетку: генерал Александр Игнатенко, прокурор Серпухова Олег Базылян, начальник 13 управления Мособлпрокуратуры Дмитрий Урумов, Иван Назаров и другие.
Я обратился к руководителю оргинспекторского управления Генпрокуратуры (фактически это УСБ) генералу Юрию Синдееву, он направил меня к своему заму Геннадию Нисифорову. Начальник 6-й службы УСБ ФСБ Ткачев настойчиво рекомендовал не встречаться с Нисифоровым, но мне не хотелось войны с этим мощным ведомством, и я несколько раз посетил шикарное здание на Петровке. Я предложил Нисифорову просто уволить прокуроров, организовавших вымогательство денег у меня, «без шума и пыли». Я никому не желал тюрьмы, и такой вариант казался мне наиболее разумным. После предоставленных аудиозаписей и других многочисленных доказательств их незаконной деятельности Нисифоров попросил время для доклада Синдееву и Юрию Чайке.
Практически сразу после этого, 4 ноября 2011 года, по требованию УСБ ФСБ, Следственный комитет возбуждает дело против генерала Нисифорова, якобы, он пытался изнасиловать свою секретаршу, уволенную около двух лет назад. Генпрокурор Чайка не поддерживает обвинение, и уголовное дело против Нисифорова рассыпается. 9 января 2012 года генерал-лейтенант Нисифоров попадает под колеса самосвала в центре Москвы. Совпадение?
Практически в это же время, летом 2011 года, погибает, якобы от собственного выстрела из пистолета, генерал Генпрокуратуры Вячеслав Сизов, курирующий ФСБ. Его жена не верит в версию о самоубийстве. Напомню, в то время конфликт ФСБ — Генпрокуратура был в самом разгаре.
Ну, а когда в 2014 году погибает генерал ГУЭБиПК Борис Колесников, выпав из окна здания Следственного комитета на Техническом переулке, то в версию самоубийства уже не верит никто.
Напомню, что война за рынок обнала в Москве между Иваном Ткачевым, возглавлявшим 6-ю службу УСБ ФСБ, и генерал-майором МВД Денисом Сугробовым закончилась посадкой всей верхушки Главного управления экономической безопасности МВД.
Защищая свою заместительницу Елену Базанову, посаженную провокатором из ГУЭБиПК полковником Калимулиным под ником предпринимателя Юсупа Каримова, я несколько лет жизни потратил на разоблачение преступной группы в ГУЭБиПК. «Контролировал посадку Базановой генерал Колесников по просьбе Мособлпрокуратуры с целью оказания воздействия на Шестуна», — такие показания на суде дал заместитель прокурора Московской области Станислав Буянский.
Хоть я был в этой войне и против Колесникова и Сугробова, но даже мне показалось это открытое убийство чрезмерной жестокостью и циничным беспределом со стороны УСБ ФСБ. Вот такие методы я наблюдал на протяжении десяти лет от Ивана Ткачева. И «террорист» Кодиров не придуманный персонаж.
При беседе с надзорным прокурором Владиславом Лончаковым я рассказал историю, как повар Петр продал Манаширову телефон в «Лефорово» за 300 тыс. рублей. У сотрудника Генпрокуратуры глаза на лоб вылезли, хотя именно он ведет надзор за этим изолятором. Мало того, я вписал это в протокол, заодно отправив подобные же заявления о преступлении сотрудника «Лефортово» президенту Владимиру Путину, Александру Бастрыкину, Владимиру Колокольцеву и Александру Бортникову. Почему только Манаширова осудили? Это обоюдное преступление.
«Это правда? Повар — сотрудник изолятора?» — спросил Лончаков у подполковника ФСИН Александра Ханова. «Правда. Он сотрудник», — опустив глаза в пол, как нашкодивший мальчишка, тихо промямлил Ханов.
В тот день я пробыл в кабинете с надзорным прокурором пять часов, описывая нападение Кодирова и заодно рассказав ему обо всех других нарушениях изолятора. Настоящая война! Ничего, мне не привыкать, для меня это родная стихия.
26 октября руководство «Лефортово» устроило еще одну выходку, которую сложно оценить как адекватную. В изолятор пришел председатель президентского совета по правам человека Михаил Федотов для встречи со мной. Михаил Александрович планировал узнать подробности ночного нападения Кодирова на меня с металлической ложкой, возможно, заодно хотел поздравить меня с Днем рождения. Его не пустили! Да-да… Вы не ослышались! Советнику Президента беспардонно отказали.
Федотов дал интервью ТАСС, где сообщил: «Я уже восемь лет посещаю СИЗО и в каждом из них общаюсь с десятками обвиняемых, и до сих пор ни в одном от меня не требовали разрешения следователя на разговор с заключенными. Тем более, что статья, на которую ссылается руководство СИЗО „Лефортово“, относится к порядку получения свидания обвиняемых с их родственниками. В данном случае речь шла не о предоставлении свидания Шестуну с главой Президентского совета, а наоборот, о предоставлении возможности председателю Совета встретиться с Шестуном в целях информирования главы государства о положении с правами человека в данном конкретном случае».
Вот такие подарки делает мне «бункер ФСБ» «Лефортово», лишний раз подчеркивая, что заказное дело Шестуна хорошо проплачено.
Недопуск ко мне в «Лефортово» был не единственным «сюрпризом» на мой День рождения. Юле удалось добиться свидания, чтобы вместе с моими младшими детьми поздравить меня с 54-летием. За пять месяцев заключения я видел своих ангелочков только один раз в Басманном суде на продлении ареста в августе, когда полицейские даже на секунду не дали остановиться перед ними в коридоре, разодрав мне руки наручниками до крови.
Свидание через стекло в тюрьме представлялось нам с Юлей лучшим вариантом. Потом я был уверен, что руководитель изолятора разрешит мне поцеловать детей, чтобы не наносить им вторую душевную травму. Да не тут-то было! Подполковник Ханов, зайдя в комнату свиданий, строго запретил даже секундный контакт, посадив парочку дежурных в камуфляже в метре от нас. Мужчина был почти двухметрового роста, весом около 130 килограммов, с лицом, не отягощенным интеллектом, и женщина в камуфляже ФСИН.
Когда в комнату зашли мои мальчики, я забыл про все на свете, я смотрел на них, а слезы текли двумя ручьями, не останавливаясь. Господи! Как я люблю их! Как разлука с ними разрывает мне сердце! Матвей как только зашел в комнату, сразу прощебетал: «Мама, мы заберем папу с собой? Давай мы его оттуда достанем!»
Гриша понимает уже, что я в тюрьме, и сразу начал рассказывать о своих успехах в учебе и в шахматах: «Папа, я только на пятерки учусь. По шахматам разряд получил!»
Как много бы отдал за один поцелуй, за одно объятие своих мальчиков. Никогда я не был таким чувствительным… наверное, возраст.
Матвей во время разговора сел посередине, между Юлей и Гришей, и постоянно прижимал их головы к своей, как будто собирался делать селфи, не переставая очаровательно улыбаться, понимая, как мне нравится такая картинка.
Юлю, конечно, интересовало мое здоровье и подробности ночного нападения соседа-«террориста».
«Можно только на бытовые темы, мы сейчас прервем свидание», — внезапно изрек тюремщик, надзирающий за разговором. «Читайте 103-й закон. Только про уголовные дела нельзя», — возражал я и продолжил рассказ об инциденте.
«Ну, всё! Я предупреждал!» — двухметровый тюремщик с мешковатой фигурой решительно встал и, подойдя к Матвею, схватил его за плечо, пытаясь вытащить из кабины.
Хорошо, что я был закрыт в другой кабине. У меня вскипела буря гнева в душе, еще чуть-чуть, и я бы ринулся уничтожать этого циклопа. Мне хватило бы одной минуты, чтобы отправить его в глубокий нокаут. В глазах потемнело… Увидев мою готовность броситься на него, тюремщик убрал руку от Матвея и попятился назад.
Оставшиеся десять минут мы с Юлей договорили уже без настроения. Детишки ушли, помахав мне своими милыми ручками, сделав воздушные поцелуи. Я сидел раздавленный, не в силах встать и двигаться назад в камеру. Когда доковылял до кровати, я сразу померял давление. Как и ожидал, оно было за 200. Весь день я пролежал в таком дерьмовом настроении, что думал, схвачу инфаркт или инсульт. Никогда в жизни мне не было так плохо. Не пожелаю даже своим врагам такого. Безусловно, это был самый ужасный день моего заключения.
Неудивительно, что 17-летний Михаил Жлобицкий взорвал себя в здании ФСБ города Архангельска. К великому ужасу, очевидно у многих сегодня есть желание повторить этот поступок, потому что люди видят наглость и беззаконие, вытворяемое этими хозяевами жизни. Я уверен, что трагический случай в Архангельске будет иметь большие последствия. Это начало конца… разрушение порочной системы, выстроенной в ФСБ. Причем развал уже идет изнутри «конторы».
Многие честные офицеры ФСБ давно говорят о необходимости зачистки и уходе от коммерциализации ведомства. Почти никто не знает в России, что в ФСБ есть такая форма работы, как прикомандированные сотрудники, внедренные в организации, органы государственной власти, коммерческие структуры — это так называемые ПС. Вы удивлены? Это 100% правда. Суровая действительность современной России. Прикомандированные сотрудники есть во всех крупных структурах, это носит тотальный, а не единичный характер.
Например, в правительстве Московской области прикомандирован из управления «М» ФСБ Роман Каратаев, он является советником в ранге министра. С этого года Воробьев передает ему в ведение еще и все кладбища Подмосковья, а это доходное управление.
Роман, как и все прикомандированные сотрудники, остается в штате управления «М» ФСБ, при этом трудовая книжка лежит в правительстве, где он получает зарплату. Номера на его автомобиле закрытые. Когда Каратаев едет и подпадает под камеру видеорегистратора ГИБДД с превышением скорости, то компьютер выдает не фамилию Романа, а всего лишь три буквы — «ФСБ». Поэтому он, как и все другие ПС с закрытыми номерами, не платит штрафы никогда. Очень увлекательно смотреть, как тридцатилетний сибирский парень разбогател с невероятной скоростью в команде самого коррупционного губернатора Воробьева, превратившись в миллионера за пару лет.
Прикомандированные сотрудники есть во всех госструктурах и ведомствах, неважно, это газовая служба, или Росрегистрация, или Росимущество, или РЖД, или силовые ведомства. Во всех! Может, открою тайну, но любой серьезный финансовый вопрос решается только через ПС, или принципиально важный политический, или административный… Не знали?
Такой практики нигде в мире нет, даже в африканских странах. Со времен Древнего Рима известно, что воин не может совмещать свою службу на благо империи с торговлей или банковской деятельностью, превращаясь из центуриона в жирного купца.
Я бы привел примеры еще многих ПС в госструктурах, да не хочу наносить им вред. Сегодня у меня количество врагов и так перешло все разумные пределы.
2 ноября в очередной раз поехал в Басманный суд на заседание по обжалованию действий следователя. С утра в автозаке я встретил почти всех своих тюремных товарищей, особенно я был рад присутствию Димы Михальченко, потому что я помимо автозака еще и очень долгое время нахожусь в камере Басманного суда. Нам всегда есть что обсудить. Мы вместе читаем молитву, вместе едим. У Димы всегда самые отборные продукты, которыми он щедро делился со всеми. Я стараюсь зайти в автозак одним из первых, чтобы было время пообщаться и узнать последние новости «Лефортово».
С удовольствием увидел Славу Гайзера, Лешу Чернова, Игоря Ковзеля, Бориса Коревского, не хватало только полковника Дмитрия Захарченко, который всегда украшает нам путь искрометным юмором. Боря с ним в одной камере и говорит, что он расстроен. Быстрыкин в статье «Российской газеты» опять упомянул о деле Захарченко, как об одном из самых важных.
Следственный комитет сейчас лежит полностью под ФСБ, потеряв самостоятельность окончательно. Все, что указывает «контора», выполняется беспрекословно. Юрию Чайке и Вячеславу Лебедеву удается не попадать в полную зависимость от ФСБ. Прокуратура и суд, конечно, выполняют «просьбы» ФСБ, но иногда упираются и показывают зубы.
Я очень хорошо знаю внутреннюю кухню ведомства Бастрыкина, знаю его сильные и слабые стороны. Было у меня и личное общение с Александром Ивановичем, когда после Совета Безопасности в Грозном два года назад под председательством Николая Патрушева я и вице-премьер Чечни Хасан Хакимов провожали Бастрыкина из резиденции Рамзана Кадыров до его самолета. Пожав ему руку, на прощание я посетовал, что председатель Следственного комитета, имея такой рост, не остается поучаствовать в волейбольном матче с Николаем Патрушевым.
В своей жизни мне удалось пообщаться лично со всеми ведущими руководителями государства, даже с Владимиром Владимировичем Путиным у меня было получасовое общение, когда он неожиданно в преддверии 8 марта, ночью посетил мемориал воинам Великой Отечественной войны в деревни Станки Серпуховского района, построенный под руководством ветерана Антонины Ефремовой.
Президент подарил ей автомобиль «Волга», а она настойчиво просила взять меня на работу как самого честного и работящего человека.
«Спасибо, Александр Вячеславович, за помощь ветеранам», — пожимая руку, в который раз говорил Путин. Но Ефремова вновь и вновь принималась хвалить меня, и президенту пришлось повторить неоднократно рукопожатие с благодарностью. Мне даже стало неудобно, но по протоколу отходить от них было нельзя.
Путин произвел на меня впечатление крайне собранного и спортивного человека с великолепным чувством юмора и молниеносной реакцией. На каждую неожиданную фразу он немедленно находил нужный ответ.
Удалось мне пообщаться и с Дмитрием Медведевым на Серпуховском лифтостроительном заводе, где он четыре года назад проводил выездное заседание правительства. Я пожал ему руку и поблагодарил за помощь в 2009 году. Тогда на меня возбудили уголовное дело в отместку за арест сотрудника Генпрокуратуры Абросимова, и я сделал видеообращение к президенту России Медведеву, выложив диктофонные угрозы прокурорской группировки и видео, где они забирают деньги и рассовывают по карманам. Докладывал Медведеву по поводу моего видеообращения советник президента Александр Абрамов, бывший секретарь обкома ВЛКСМ Московской области. Реакция была мгновенной, мое дело сразу забрали в центральный аппарат СК, и расследование пошло объективно и непредвзято. Через три года оно было закрыто за отсутствием события преступления.
2 ноября в Басманном суде я увидел всех своих близких, передал воздушные поцелуи. Выступал на заседании я необычно мало и спокойно. Не хотел портить отношение к себе в преддверии заседания о продлении ареста. Вот там я зажгу по полной! Я уже приготовил речь почти на час, Юля попросила подготовиться, так как обычно я выступаю экспромтом и, по ее мнению, иногда повторяюсь. С каждым заседанием мои высказывания становятся все более и более резкими. Через пару дней будет апогей, жестче уже невозможно. Уверен, что судья меня будет перебивать, но я не позволю заткнуть себе рот и выскажу все, что накопилось за пять месяцев ареста.
В этот раз я коротко сказал судье Юлии Сафиной, чтобы она не позорила председателя Басманного суда Ирину Вырышеву, переживающую за расхожее выражение «басманное правосудие», но реально на судей не влияющую, как например, Иван Иванович Ткачев.
В Мосгорсуде мы уже отменили девять решений Басманного суда, в том числе, принципиальные, такие как: признание законным возбуждение на меня уголовного дела, арест банковских счетов, признание законным лишения меня возможности участия в выборах в виде недопуска нотариуса.
Как всегда, мы сидели в камере Басманного суда с Дмитрием Михальченко и, не останавливаясь, обсуждали все на свете. Дима сидит в этом узилище уже три года и знает все входы и выходы.
«Дима! Вот мой бывший сосед Манаширов говорит, что я зря трачу время на публикации, никто их не читает», — спросил я мнение у Михальченко. «Неправда! Многие читают. Вот сегодня судья Ленская сказала на заседании, чтобы я не общался с Шестуном», — возразил Дима, рассказав о том, как комментировала она сегодня мою последнюю публикацию.
Вечером, возвращаясь из Басманного суда в «Лефортово», я зашел в автозак и сел рядом с красиво одетым мужчиной с голливудской внешностью и модельной прической. Его белая рубашка смотрелась, как космический скафандр, так же нереально. «Из какой вы тюрьмы?» — спросил я этого франта. «Медведково», — ответил его сосед справа в куртке «Россия» со знакомой внешностью, брутальной фигурой и характерным кавказским акцентом. «Кто вы по национальности?» — поинтересовался я. «Испанец», — мягко ответил джентльмен в белой рубашке.
«А я аварец, меня зовут Магомед Хизриев». «Да-да, я вас знаю, — ответил я начальнику УСБ МВД Дагестана. — Слышал про вас, конечно. С какого вы района?» «С Гуниба», — ответил Магомед Хизриев и с ходу выложил историю своего ареста, которую я видел по телеканалам.
Я достал ручку и листок, желая написать все про его приключения. «Вы обо мне не пишите», — попросил Магомед. «Как знаете, только молчание вас не спасет», — резонно заметил я и переключился на его соседа, который оказался подельником Хизриева. «Передавайте привет всем ребятам из Дагестана», — в завершении сказал дагестанский полицейский.
В «Лефортово» сидит все правительство Дагестана, включая его председателя Абдусамада Гамидова, попав под массовые зачистки. Как дагестанцы могли позволить такой унизительный арест и этапировку в Москву своего правительства с мешками на головах? Чеченцы, например, такого бы не допустили. Братьев Магомедовых догружают в «Лефортово» все новыми и новыми эпизодами. Они честные и порядочные бизнесмены, это известно всей России! Почему молчат аварцы? Почему ветеран всех последний войн, имеющий пулевые ранения, государственные награды Магомед Хизриев не боялся воевать в горах с боевиками, а публикаций испугался? Горцы они или нет? Куда делась отвага и честь, которой всегда славились аварцы?
Разве никто не знал, что, выдавая дотации правительству Дагестана, Казначейство России с ходу забирало у них 5% от суммы наличными? Я уже не говорю про остальные откаты и «благодарности». Кто допустил развал промышленности, отсутствие инвестиций и массовую безработицу в республике? Гамидов и Магомедовы? Почему не спрашивают с истинных виновников бед Дагестана? Почему лезгины, аварцы, даргинцы, лакцы, табасаранцы, кумыки не могут объединиться и потребовать от властей динамичного социально-экономического развития своей великой и древней родины?
Разве ФСБ Дагестана, задерживавшая начальника ФАС даргинца Кубасая Кубасаева лучше и честнее его? Может быть, я открою тайну, но главные взяточники в Дагестане — именно ФСБ, СК и прокуратура, состоящие, в основном, из русских. Где посадки федералов в этой горной республике? Где хоть один пример? Начальник ГСУ СК РФ генерал Эдуард Кабурнеев, возбудивший на меня заказное уголовное дело в два часа ночи, в день назначения выборов, тоже, как рассказывают, немало наследил в Дагестане.
Я всегда любил и уважал дагестанцев как самых работящих и преданных людей, с великой историей и вековыми обычаями, но сейчас я не узнаю их и больше не восхищаюсь. Может, найдется новый имам Шамиль, который поднимет дух горцев?! К примеру, Дербент гораздо древнее города Москвы, так неужели зов предков не подскажет путь к процветанию Дагестана?
Вернувшись к разговору с испанцем, я спросил его имя. «Меня зовут Гор Чудопалов, я председатель коллегии адвокатов „Минеев и партнеры“, владею рестораном „Стандарт“ возле Лубянки», — сказал на вид 40-летний джентльмен в белой рубашке и с грустным лицом. «Ранее я работал в ООН, советником посланника», — добавил Гор.
Мы еще долго обсуждали с подельником Магомеда Хизриева последние новости, а потом я переключился на других ребят из разных тюрем Москвы, у которых появились вопросы ко мне. В свою очередь, и я узнал, что, например, на тюрьме «Пресня» положенец сейчас «Паук», и он, вроде, единственный русский изо всех изоляторов. В «Медведково», самом крупном СИЗО Москвы, где около 5000 арестантов, положенец «Казбек Черный» — чеченец из Киргизии. В Бутырской тюрьме ингуша Ахмеда сменил ингуш Беслан.
Повторю, что уже сейчас в половине колоний России правят джамааты, а не блатные. Еще 5-10 лет назад это было большой редкостью, но сейчас темпы развития ислама растут в геометрической прогрессии. В ближайшие годы большинство колоний и тюрем будут «зелеными». Выйдя на свободу, сформировавшиеся в местах лишения свободы истинные правоверные по принципу сетевого маркетинга наберут новых единоверцев.
Если мы спросим любого русского в тюрьме текст молитвы наизусть, то максимум 3-5% арестантов вспомнят только «Отче наш». Почти все мусульмане знают основные молитвы назубок. С учетом увеличения числа заключенных из Средней Азии, а их уже около 40%, опорой их на чеченцев, ингушей, дагестанцев, черкесов, карачаевцев, азербайджанцев перспектива установления тотальной власти мусульман в местах лишения свободы почти стопроцентная.
В автозаке мне передали привет и теплые пожелания от мэра Владивостока Игоря Пушкарева, сидящего в «Кремлевском централе» на «Матросской тишине» в СИЗО 99/1. В этом филиале «Лефортово» содержится всего 115 человек, при такой же «заморозке», однако адвокат может зайти каждый день, есть ресторан, электронная почта и спортзал. Пушкарев сидит в камере с Эриком Кутуашвили и финансистом Магомедовых Александром Кабановым. Мэр Владивостока попал под «каток» Ткачева и был очень рад, когда я выложил запись, где Иван Иванович с увлечением рассказывает, как с ним расправился.
Меня часто спрашивают: зачем я пишу о смотрящих, положенцах, ворах в законе. Спрашивают, какой я масти: черной (воровской) или красной (сотрудничество с руководством тюрьмы)? Больше, чем я, никто не доставляет проблем начальству изолятора и их «крыше», поэтому я самый не красный в тюрьме. В то же время я не разделяю воровской идеи и, конечно, не черный, я вообще не из этого измерения, это не мое место.
Неделю назад в британской газете The Times вышла статья обо мне. «Шестун был шокирован тактикой Ткачева и Андрея Ярина, одного из кремлевских топ-консультантов. „Даже у гангстеров больше моральных ценностей“, — заявил он до ареста».
Как раз смотрящие и положенцы больше любых других заключенных сотрудничают с администрацией СИЗО. Они говорят на одном языке и слушают одни и те же песни — шансон. Собственно, и в тюрьму-то меня посадили ФСБ с подольской братвой и губернатором Воробьевым, опирающимся на «авторитетных» бизнесменов — горских евреев. Мать Андрея Юрьевича — уроженка Грозного и по национальности горская еврейка (таты говорят на языке фарси).
Да и братвы как таковой особо не осталось в стране. Их функции давно забрали на себя силовики. С ксивами, полномочиями, вооруженные автоматами они теперь главные хищники, пожирающие предпринимателей или других травоядных, но иногда из-за отсутствия пищи начинают есть хищников поменьше. Сегодня, безусловно, самый крупный хищник — ФСБ, питающийся наиболее «сладким» — бизнесменами, губернаторами».
Самые свежие новости на нашем Яндекс.Дзен канале