Андрей Юров: Власть, как Фрекен Бок, нужно воспитывать

Соблюдение гражданских прав за последние пару лет вновь стало одной из востребованных тем у думающих и независимых людей. Все началось с контроля «рассерженных горожан» над честностью выборов, затем активисты переключились на чиновников, суды, полицию. В мегаполисах активисты с камерами гоняются за сотрудниками МВД, не надевших нагрудный жетон и понятия не имеющих о том, что нужно представляться. Пока это выглядит диковинным. Однако с увеличением числа тех, кто знает не только права, но и как их защитить, такой контроль даже в России может превратиться в норму.

О том, чем наша страна отличается от соседей в соблюдении прав человека, должно ли государство вмешиваться в личное пространство граждан и чем, собственно, гражданин отличается от поданного, «Первому антикоррупционному СМИ» рассказал член президентского Совета по развитию гражданского общества и правам человека Андрей Юров:

—  Если сравнивать ситуацию с правами человека в постсоветском пространстве, какое место занимает Россия? Есть ли общее в этом отношении у бывших союзных республик и в чем различия?

— Общего много – везде в постсоветском пространстве ситуация с правами человека является неблагополучной. Кое-где она просто ужасающая, а есть страны, где она сложная по отдельным моментам.

Например, за последние годы ситуация с полицией в Грузии значительно улучшилась, но с соблюдением прав человека в тюрьмах там до сих пор тяжело. В Украине положение с фундаментальными правами человека несколько лучше, если сравнивать и с недавним прошлым, и с Россией. При этом милицейский беспредел там иногда хуже, чем у нас, в тюрьмах положение примерно одинаковое, а в межэтническом отношении в отдельных регионах порой хуже, чем в России.

Есть страны, где ситуация однозначно очень тяжелая и значительно хуже, чем у нас – Белоруссия, Узбекистан, Туркменистан, сейчас еще Казахстан. Есть страны, где ситуация несколько лучше и динамика не негативная. Это Грузия, Украина, Молдова, Киргизстан. Там власти пытаются открыто работать с гражданским обществом, совместно решать проблемы.

Очень важно, чтобы это происходило совместно. Тогда полиция, к слову, воспринимается активистами не как враг, а как важный государственный орган, который мы вместе должны контролировать и улучшать.

На фоне государств СНГ у нас ситуация средняя – не ужасающая, но и далекая от восторга.

— Вернемся к России…

— На фоне государств СНГ у нас ситуация средняя – не ужасающая, но и далекая от восторга. По некоторым пунктам за последние годы она ухудшилась на законодательном и исполнительном уровнях. Речь идет об огромном количестве фундаментальных свобод – свободе слова, собрания, ассоциаций. В то же время, например, уголовно-исполнительная система стала более открытой. Российский закон об Общественных наблюдательных комиссиях – один из лучших не только в СНГ, но и всей Евразии, включая страны ЕС. Вопрос только в том, что общество не научилось профессионально и грамотно быть наблюдателями. Сказать, что принимаются только плохие законы, все движется к негативу, тоже нельзя, это будет неправдой.

— А реформа полиции? Она дала результат, что-то изменила?

— Почти ничего не изменила. Это и оказалось самым печальным – все-таки от нее ждали улучшения. Когда все ждут улучшения, а его не происходит, многие воспринимают это как ухудшение.

Например, тебе обещали поднять зарплату в два раза, а подняли на десять рублей –чувствуешь, что как-то обобрали… По некоторым пунктам, вероятно, стало лучше, но это столь незначительно, что все восприняли как полный провал реформы.

Из личного общения с правоохранительными органами – к счастью, часто сталкиваюсь с приличными людьми в погонах — вижу серьезное разочарование изнутри. Наиболее грамотные и профессиональные сотрудники разочарованы тем, что им работать сложнее, чем коллегам, действующим по коррупционным схемам.

Когда говорим «коррупция», то имеем в виду не только взятки и подкупы, но и не совсем законное поведение в личных или корпоративных интересах.

— О коррупции. Насколько она взаимосвязана с нарушением прав человека?

— Очень взаимосвязана, хотя коррупция не вся про фундаментальные права человека и права человека не все про коррупцию. Когда говорим «коррупция», то имеем в виду не только взятки и подкупы, но и не совсем законное поведение в личных или корпоративных интересах.

Порой это поведение судей, или когда нарушается право приватности частной жизни в корпоративных интересах – правоохранительные органы прослушивают граждан. То есть когда используются публичные властные механизмы в интересах определенных структур и корпораций.

— О приватности частной жизни. С лета этого года активно обсуждается ситуация с прослушкой спецслужбами телефонов и контроль за электронной перепиской. Ситуация с Эдвардом Сноуденом, затем — по инициативе Минкомсвязи и ФСБ решено записывать данные о посещении сайтов интернет-пользователями …

— Любой контроль над частной жизнью должен осуществляться только в соответствии с законом и, желательно, по решению суда. Если требуется максимально быстрое вмешательство, должно быть индивидуальное решение оперативных органов. Третье условие – контроль должен быть исключительно в публичных общественных интересах. Не государственных, не корпоративных, частных, а только общественных, то есть мы говорим о контроле над преступными группировками, террористами, коррупционерами-педофилами, наркокартелями… Он допустим, только по очень серьезным основаниям. Если начнем проверять всех подряд «на всякий случай», нарушим саму грань правового государства, главный его принцип – презумпцию невиновности. Если так поступать, совершенно девальвируем идею права и справедливости, это будет катастрофа ментального порядка.

— Аргумент одного из защитников такого контроля, депутата Хинштейна – если нечего стесняться или прятать, то записывается посещение страниц или нет, волновать не должно.

— Государство – нанятый менеджер, нанятая служанка. Мне нечего стесняться, но я не желаю, чтобы она присутствовала при моих занятиях любовью. Ей не место в спальне. Например, лично я не то что порнографические, но и эротические сайты не посещаю, в этом смысле мне бояться нечего. Но я не хочу, чтобы мою личную переписку с друзьями кто-то читал. Почему чужие люди должны ковыряться в моем постельном белье, кстати, не грязном. Если на Вас чистые трусы, это не значит, что их нужно выставлять на публичное обозрение. Хинштейну, вероятно, нечего стесняться, он наоборот, может похвастать, пройдясь в нижнем белье по Госдуме. Но это не значит, что так нужно делать. Это просто не прилично!

Граждан в России пока очень мало – мне кажется, их около 1%.

— Общество, на Ваш взгляд, отреагирует на тотальный контроль над интернетом?

— Боюсь, что нет. Потому что граждан в России пока очень мало – мне кажется, их около 1%. Имеются в виду граждане – те, кто считает себя хозяевами в собственной стране. Хозяин не тот, кто делает что хочет, а тот, кто отвечает за все. Он не беспредельничает, за всем следит, ему всех жалко, всеволнует. Он говорит – это моя страна и я нанимаю власть, я через нее устанавливаю законы, которые мне помогают жить. В отличие от гражданина, для поданного власть является абсолютной хозяйкой, которую нужно ублажать, нравиться ей, не перечить, чтобы не быть наказанным.

— В массовом сознании распространено мнение, что подданническое отношение в России вытекает из ее истории –татаро-монгольское иго, потом крепостное право, сталинская эпоха… В Западной Европе, мол, всегда процветали идеалы свободы, равенства и братства. В этом есть доля истины?

— Любая история отражается на нас. Но гражданское самосознание многих стран Европы, например Германии, в прошлом мало отличалось от российского. Не думаю, что империя кайзеров была в этом отношении прогрессивнее империи Романовых. А сегодня немцы создали очень сильное гражданское общество. И произошло это как раз после Второй мировой войны. Предшествующая Гитлеру Веймарская республика — проигрыш гражданского общества силам тоталитаризма, также как и в России 1917 года гражданское общество проиграло авторитарным и тоталитарным силам. Во многих странах произошел этот проигрыш, но дело в том, какие выводы нация из него вынесла, как отрефлексировала опыт не интеллектуально, а граждански.

Для меня лучшая книжка на эту тему не «Архипелаг ГУЛАГ», а «Малыш и Карлсон», в которой нанятая служанка Фрекен Бок превращается сперва в домоправительницу, а затем в домомучительницу и только благодаря гражданскому активисту Карслону ее начали дрессировать. Это пример того, как государство – нанятая служанка – при отсутствии контроля и сдерживающих механизмов превращается в домомучительницу. Фрекен Бок вовсе не негативный персонаж, не какой-то Гитлер или Сталин. И заметьте, она хотела только хорошего, поступала из благих побуждений.

— Власть может подтолкнуть общество к формированию гражданского общества? Ведь сегодня в России оно в крайне плачевном состоянии… 

— Не может по определению – если власть начнет подталкивать, даже из лучших целей, ничего хорошего не выйдет. Что делать — не знаю. Может быть, гражданские силы, подчеркиваю, именно гражданские, а не политические, должны заняться массовым гражданским образованием, создать простые практики контроля за низовой властью, за тем, с чем мы сталкиваемся ежедневно – паспортный стол, полиция, местная администрация.

Такой контроль может воспитать граждан, а значит людей ответственных, не буянов, а тех, кто понимает, как власть можно улучшить.

— То есть гражданский активист далеко не всегда оппозиционер?

— Чем отличается гражданская активность от активизма? Ее цель – улучшить государственные практики, услуги, сделать их более человечными. Не орать «какой кошмар!», «всех долой!» — это не гражданская практика. Гражданское сознание – это когда мы думаем, как улучшить ситуацию с тем, кто у нас уже есть. Новую полицию в одночасье не наберем, ее просто негде взять. Поэтому мы должны сделать уже существующих полицейских, чиновников, судей более гуманными.

Андрей Кошик