Как выйти из изолятора ФСБ. Прощай, «Лефортово»!
Новые записи Александра Шестуна — снова из «Матросской Тишины»
Экс-глава Серпуховского района Александр Шестун — о том, что надо сделать, чтобы смертельно надоесть начальнику СИЗО и как поймать этого начальника на вранье, чем ад «Матросской тишины» лучше ада «Лефортова», а также о чеченцах в Подмосковье, неудобных вопросах Пескову в МГИМО и надежде на президента Путина.
«Анализируя мое турне по московским тюрьмам, прослеживаю некую периодичность: как и в моей жизни, все идет по синусоиде. У меня каждые пять лет происходит что-то страшное на протяжении всего моего существования. Я опубликую мои мысли по этому поводу в ближайшее время, полагаю, что многие удивятся от количества происшествий, выпавших на мою долю, обычного этого хватило бы на десять жизней.
Итак, 13 июня меня задержали и посадили в СИЗО-5 «Водник», где я пробыл около сорока дней, после еще столько же пробыл в «Лефортово», из которых 26 дней я голодал в знак протеста из-за лишения меня права избираться. Потом я провел сорок дней в тюремной больнице МСЧ-77, или «Матросской тишине», и возвращен в «Лефортово», где пробыл пятьдесят дней и, наконец, вроде бы, навсегда покинул этот зловещий «замок Иф».
Меня поселили в самый строгий на «Матросской тишине» 6-й спецкорпус, и я этому несказанно рад. Когда 24 ноября этапировали из «Лефортово», то адвокат долго не мог меня найти в СИЗО-1 — в администрации говорили, что Шестуна нет в этом изоляторе. Тогда Андрей Гривцов пришел на «Кремлевский централ» (СИЗО 99/1), филиал «Лефортово», находящийся на территории «Матросской тишины», но федерального подчинения, под патронажем ФСБ.
«В вашем изоляторе находится Шестун?» — спросил Андрей у начальника, попав к нему на прием. «Когда „Лефортово“ просило взять его, мы сказали, что недопустим размещения этого бунтаря, у нас своих проблем хватает», — возмущенно ответил «хозяин».
Когда я начал войну с «Лефортово» с целью перемещения меня в любое другое СИЗО, то никто из моих тюремных товарищей не верил в успех данного предприятия. Роман Манаширов много лет повторял, впрочем, как и начальник СИЗО Алексей Ромашин: «„Лефортово“ и не таких ломало!» «Посмотрим, насколько прочны своды замка Иф!» — отвечал я.
Каждый день я писал на нарушения законов в изоляторе около десятка жалоб. Когда приходил надзорный прокурор, то по 5-6 часов исписывал ему все протоколы с детальной фиксацией по времени, датам и сути нарушений. Правозащитники через день приходили ко мне и тоже исписывали весь журнал посещений.
Больше всего нервничал полковник Ромашин от моих сообщений о преступлении по поводу коррупции в области закупок СИЗО и капитального ремонта примерно на 300 миллионов рублей. Мало того, что я указывал на трехкратное завышение цены, но еще и обнаружил недоделки, откровенный брак при строительных работах.
Не добавлял радости и постоянный пикет у ворот «Лефортово», где люди фотографировались на фоне плаката «Шестун VS Лефортово». Но сильнее всего бесили Ромашина мои публикации о сверхсекретной жизни самого строгого изолятора. В последнем сообщении о преступлении на имя Александра Бастрыкина было требование проведения доследственной проверки по поводу ремонта спортзала, но вся фишка в том, что заключенные «Лефортова» не имели его.
Последняя моя встреча с Ромашиным состоялась 22 ноября. В этот день он был особенно похож на крота из мультфильма «Дюймовочка» с зализанными и лоснящимися волосами, довольный собой, зажиточный и влиятельный. Выдвинутая вперед челюсть и заостренный нос с узким лбом делали его похожим на крысу, особенно когда он злился.
«Почему вы не пускаете меня на обследование в центр имени Бакулева?» — спросил я. «Неправда! — не моргнув глазом соврал Ромашин. — Я писал, что я не вижу необходимости в лечении, а в обследовании — пожалуйста!».
«Слушайте, я своими глазами видел — „в лечении и обследовании Шестун не нуждается“, у меня в документах лежала копия ответа, — даже без возмущения ответил я. — За что вы поставили меня на профучет „как склонного к побегу, к суициду и членовредительству“? Три полоски в мое личное дело — это перебор. Каким образом я пытался сбежать?»
«Вы назывались другой фамилией и изменяли маршрут движения, подходили к кладовщику, проходя мимо поста», — невозмутимо ответил Ромашин.
«Я всегда называюсь только своей фамилией! Когда спрашивают по пять раз, то иногда называюсь Ромашиным и сразу говорю, что это шутка, что все же я Шестун. Маршрут я не изменял, сделал только шаг один влево, потому что кладовщик уже месяц не выдает мне вещи первой необходимости: расческу, стиральный порошок, УК, УПК, Библию (якобы они на цензуре) и т.д. Если я чихну (на самом деле, я сказал по-другому), вы тоже посчитаете, что я, включив турбонаддув, хочу вылететь в окно?»
После встречи всем сотрудникам СИЗО я под видеорегистратор сказал: «А начальник-то ваш врунишка! Разве может полковник ФСИН РФ так нагло врать? Провалится ведь сквозь землю!»
Многие люди видели, что крыса, загнанная в угол, бросается в горло человеку, так и Ромашин навредил мне даже на выходе из «Лефортово». Когда я, наконец, собрал и перенес все вещи, а у меня много бумаг и всякого другого набралось, тюремщики мне не помогали и мокрый, как мышь, в завершении я получил постановление о наказании меня карцером на 15 суток. Как этот «крот» не боится брать на себя ответственность сажать меня на «кичу» с диабетом и открытой язвой? Для этого нужно заключение врача, что мое состояние здоровья позволяет сидеть в голом бетоне, лишенным всего, даже возможности лежать на кровати, она только на ночь откидывается от стены.
Но и этим он не испортил мне настроение, в автозаке я передвигался всю дорогу с улыбкой, ловя встречный ветер из открытого окна. Единственное, о чем подумал я, не буду ли я скучать по железному порядку? Не принесет ли «война» в «Лефортово» мне больше пользы, чем вреда? «Конечно же, хорошо вырваться из этого ужасного замка Иф», — успокаивал я себя.
Странное чувство охватывает тебя, когда ты видишь в окно автозака, если сидишь с краю на скамейке, проносящиеся мимо картинки обычной, вольной жизни Москвы, но тебе не хочется выпрыгнуть из «Газели» так же, как если бы это было изображение в телевизоре. Долго подбирал слова, как же охарактеризовать это непонятное ощущение? Наверное, ты и окружающая вольная жизнь находятся в разных измерениях или же, как в нередком сюжете фильмов, где умирает человек, его тень ходит и видит события, но никак не может повлиять на них.
Пожалуй, уместно сравнить этот переезд с окончанием института в Костроме и возвращении в Серпухов. Мое общежитие стояло на берегу Волги, как и здание института, рядом с мостом, пересекающим эту великую реку. Забирать меня с вещами приехала мама с дядей Женей на «Жигулях». Мы выехали рано утром, когда солнце залило окна нашей общаги, ехать до Серпухова было 7-8 часов, и хотелось прибыть засветло. Мы двигались по мосту через Волгу навстречу огненному шару, а здание технологического института быстро уменьшалось в размерах, пока не превратилось в точку. Никогда не забуду этого яркого ощущения светлого будущего, мне казалось, что я могу покорить весь мир.
Количество знаний, приобретенных в альма- матер и опыта работы главным инженером в областном штабе стройтотрядов придавало мне уверенности, ко всему прочему это было подкреплено и творческой работой капитаном команды КВН, первыми шагами в предпринимательстве. В кармане у меня рядом с дипломом лежал партбилет члена КПСС…
Разумеется, переезд в «Матросскую тишину» не был таким ярким. Если бы ад был разделен на этажи, то это было бы, как переезд из подвала с огромными котлами в полуподвал, где черти не так страшны, а костры не так велики.
Конвоиры из полиции почти всегда очень сочувствуют мне, видя несправедливость и желание бороться за свою жизнь. В отличии от тюремщиков из «Лефортово» и «Матросски» они помогли мне подать и перенести сумки из машины.
Самая распространённая нация среди конвоиров, помимо русских, — это калмыки. Попадаются среди них и крайне жестокие, но, в основном, жители степей весьма доброжелательны и разумны. С удивлением узнал, что вероисповедание у калмыков — буддизм, а мне раньше казалось, что ислам.
На «сборке» в СИЗО-1 меня продержали несколько часов, потом последовал марш-бросок до 6-го спецкорпуса. Как я уже писал, у меня было много вещей, и я попросил ребят из хозотряда помощи в переносе багажа. «Уже поздно, — неприветливо ответили мне ФСИНовцы. — К тому же суббота, у них выходной!»
Проход от «сборки» до 6-го спеца через петляющие лабиринты страшных подвалов, как из фильма ужасов, примерно полкилометра! Молодой конвоир, сопровождающий меня, наотрез отказался мне помочь. «Не положено по инструкции», — резонно отрезал он. «А если бы ваш отец так мучился? Вы же мне в сыновья годитесь! Я весь день таскаю сегодня». «Да, мой отец моложе вас на год, но не могу».
За три с половиной часа безостановочного перетаскивания вещей я сделал 14 рейсов, не присев даже ни минуты. Моя майка была полностью мокрая, даже носки хлюпали в кроссовках, как при переходе через реку. За 14 километров пути я почувствовал себя верблюдом, перетаскивающим через Каракум курдюки, нагруженные водой и товарами. Мне казалось, еще чуть-чуть, и у меня вырастет горб на спине.
«Вы не устали ходить? Я без вещей уже не могу ногами пошевелить. Давайте посидим», — сочувственно произнес розовощекий тюремщик. «Мы и так к отбою не успеваем. Нехорошо будить сокамерников, плюс свет отключают в камере», — возразил я не останавливаясь.
Зашел в камеру в 22.15 меня встретили двое русских парней среднего возраста. Андрей и Саша объяснили мне, что камера не обустроена из-за того, что их самих за день переселили сюда, возможно, специально для меня. Оба они оказались курящими, и я поставил их перед выбором, что если не бросят курить, то я напишу заявление с просьбой о расселении. Андрей бросил в этот же день, хотя стаж курильщика у него двадцать лет, а Сашу перевели в соседнюю камеру. Мне не только мешает дым от сигарет, но и то, что я боюсь начать курить, а это подломит мою волю и дух, повредит здоровье и подаст плохой пример моим сыновьям. У меня же был двадцатилетний опыт жизни с этой вредной привычкой.
Камеры на «6-м спеце» четырехместные, с одной с двухъярусной кроватью. Площадью около 17 кв.м и высотой потолков в 4 метра, с душем и маленьким окнами под потолком, через которое не пробивает солнце. Круглосуточно мы живем при искусственном освещении. Облупленные стены, дощатый пол, наличие холодильника и телевизора с цифровыми каналами. Я сразу же написал заявление с просьбой за свой счет, самому отремонтировать камеру. Честно говоря, для меня бытовые условия не так важны, здесь ежедневно может приходить адвокат, электронная переписка, словом, связь с миром на порядок выше, чем в «Лефортово» — вот что главное для меня. Не придется тратить время на «войну» с руководством СИЗО, как в «Лефортово», можно сосредоточиться на оспаривании нарушений при расследовании моего уголовного дела.
Через пару дней меня вызвали на комиссию, где и.о. начальника СИЗО-1 Морозов со множеством офицеров ФСИН расспрашивали меня, при каких обстоятельствах меня поставили на учет как склонного к побегу и членовредительству с суицидом. Я подробно рассказал им истории своих «боевых» действий с «Лефортово» и логику Ромашина, что это примитивная месть за мои публикации и коррупционные расследования закупок «Лефортово». Конечно, оповестил их и о подсаженном мне «террористе» и его нападении. Они очень удивились тому, что я не резал себе вены, не пытался повеситься, однако на учет как суицидник поставлен. «Просьба отправить меня на специализированное обследование в связи с хроническим заболеванием, а так жалоб нет! Живу, как в раю!»
По инерции мне приходится ездить в Басманный суд по жалобам на действия следователя, изначально целью которых были поездки в суд, чтобы увидеться с адвокатами и родственниками, узнать последние новости. Понятно, что «Басманное правосудие» никогда не удовлетворяет жалобы обвиняемых, как бы аргументированы они ни были. Теперь, когда я не в «Лефортово», уже нет смысла в подобных жалобах. Правда, следователь и Басманный суд, зная это, теперь хотят, невзирая на мои заявления, не проводить заседания без моего участия, хотят мучиться не одни, но и меня автоматом помотать.
3 декабря Юля опубликовала еще одно обращение от себя и от всех моих детей к президенту Путину. Говорят, видео очень быстро набирает просмотры и имеет большой резонанс.
После встречи с адвокатом, где он сообщил мне о втором обращении семьи, меня повели на звонки, где я встретил Рамзана Цицулаева — бывшего полпреда Чечни на Украине. Он сидит в соседней камере вместе с Павлом Марущаком из правительства Коми. Мы коротко пообщались с Рамзаном, у нас, конечно, много общих друзей, и есть темы для разговора. Я подробно знаю его историю, которая транслировалась по центральным телеканалам. В первую очередь, я наслышан об освобождении журналистов Life News Олега Сидякина и Марата Сайченко, захваченных украинскими силовиками. Цицулаев успешно освободил их в мае-месяце 2014 года по распоряжению Рамзана Кадырова. Правда, через некоторое время попал в невероятный переплет.
В конце 2014 года в баре гостиницы «Золотое кольцо» в центре Москвы сотрудники МУРа пытались задержать Рамзана Цицулаева при передаче «куклы» (свертка, якобы, с деньгами), однако охранники отбили его у оперативников, и вскоре Рамзан уехал в Чечню, а впоследствии на Украину. Киев депортировал его за сбор секретных данных, а наши силовики, проявив неожиданную солидарность своими украинскими коллегами, задержали его на границе в Брянской области. Водоворот событий, в который попал Цицулаев, достоин написания романа.
За свою жизнь я неоднократно посещал Чечню и знаком со всеми ведущими политиками вайнахов, как находящимися сейчас во власти, так и с предыдущими лидерами республики. Много раз ко мне в район на разные мероприятия приезжал экс-глава Ингушетии Руслан Аушев. Он и поныне пользуется огромным уважением у галгаев (самоназвание ингушей). Общаюсь я и с экс-главой Чечни, а ныне замминистра юстиции РФ Алу Алхановым. Мы неоднократно бывали во время войны в Чеченской республике с председателем «Боевого братства», депутатом Госдумы Дмитрием Саблиным и бывшим мэром Звенигорода, моим товарищем Леней Ставицким в Аргунском погранотряде по поручению Бориса Всеволодовича Громова. В рамках шефской помощи мы привозим теплую одежду, медикаменты, электростанции, палатки, регулярно брали с собой известных исполнителей для организации концертов пограничникам в Итум-Калинском районе. Например, Вика Цыганова не боялась выступать в таких суровых условиях.
В последние годы связь с Чечней еще более укрепилась из-за базирования волейбольного клуба «Грозный» в нашем дворце спорта «Надежда». Дважды в товарищеских волейбольных матчах я играл за команду «Грозный» против команды Николай Патрушева из Федерации волейбола. Как я люблю этот прекрасный вид спорта и страдаю, что лишен возможности тренировок в данных условиях.
Рамзан Кадыров награждал меня за помощь команде, но на самом деле Серпуховский район получил больше плюсов от сотрудничества с чеченцами. Когда пять лет назад волейбольный клуб «Грозный» переехал жить и тренироваться в Серпуховский район, то мне высказали претензии и силовики, и Правительство Подмосковья, и местная братва : «Район сдал чеченцам! Лег под Кадырова!» Что мне только не приходилось слушать, тем более после овощебазы Бирюлево и массовых столкновений.
Кстати, именно в этот день в ДС «Надежда» выступал дагестанский танцевальный коллектив «Лезгинка» — лауреат многих мировых конкурсов. Как я был рад, что на фоне погрома москвичами павильонов на бирюлевской овощебазе, мы аплодировали удивительно грации дагестанских танцоров, их ярким костюмам и кавказскому темпераменту. Этот контраст войны и мира только усиливал впечатление наших жителей от ослепительного шоу, покорившего многие площадки мира. Бурные овации сопровождались слезами на глазах благодарных зрителей. Что может быть прекрасней зажигательной лезгинки?
Кстати, из-за приезда чеченских волейболистов мне высказывали претензии не только силовики и начальники, но и местные жители, веря в предрассудки и штампы. Тем более что Рамзан Кадыров еще не был так популярен в России и обласкан Кремлем, как сейчас. С пеной у рта я доказывал всем, какие преимущества дает районе нахождение у нас клуба «Грозный». Наши жители могли бесплатно посещать волейбольные матчи Суперлиги Чемпионата России. Чеченцы платили огромные деньги за аренду зала, которые мы использовали для покупки новых тренажеров, мебели и всего необходимого для «Надежды».
К тому же данный дворец спорта был построен специально для волейбола с 17-метровыми потолками, а губернатор Воробьев лишил нас возможности содержать команду «Надежда», которая пятнадцать лет финансировалась районом и выступала в Высшей лиге России. Обидно не использовать потенциал этого шикарного здания. Тем более смотреть матчи Суперлиги вдвойне интересно, ведь волейбол — один из немногих игровых видов спорта, где наши являются и чемпионами мира, и золотыми медалистами Олимпиады.
Волейбольный клуб «Факел» (Новый Уренгой), который два года назад сменил «Грозный», завоевал в прошлом году Европейский кубок, а в этом — «бронзу» на клубном Чемпионате мира. «Зенит» (Санкт-Петербург) является вообще лучшим волейбольным клубом в мире. Чеченцы съехали от нас три года назад, построив за год шикарный дворец спорта в Грозном. Если мне не изменяет память, «Факел» платит району за аренду спортивных учреждений 7 миллионов рублей в год. Здесь, в тюрьме, я каждый день помню о «Факеле», потому что полотенце с их клубной символикой висит у меня на спинке кровати. Символика красно-черного цвета очень подходит под интерьер этого адского места.
4 декабря, прочитав «РБК», с радостью обнаружил, что в обновленный Президентский Совет по правам человека вошли Ева Меркачева и Генри Резник, публично поддерживающих меня. Михаила Федотова переизбрали председателем, слава Богу! Его визиты ко мне в изолятор происходили в период знаковых событий в моей судьбе. Первый раз Михаил Федотов и Андрей Бабушкин приходили в СИЗО-5, требуя пропуск нотариуса для регистрации на выборах. Второй раз на 26-й день голодовки, когда я уже с трудом передвигался, уговорив меня начать выход из этой акции протеста с условием госпитализации. В его глазах я видел сострадание, от которого уже отвык, находясь в тюрьме. Третий раз он пришел после нападения бойца-тяжеловеса Кодирова, проходящего по делу о терроризме, правда, Михаила Александровича не пустили ко мне, но его забота наполнила светом мою душу.
Евгений Бобров — заместитель председателя СПЧ тоже публично защищал меня от уголовного преследования по политическим мотивам. Уже не первый год он борется за конституционное право граждан на местное самоуправление, являясь при этом депутатом от Наро-Фоминска.
Когда пришел адвокат Андрей Гривцов, то сообщил сногсшибательное известие. Оказывается, в МГИМО перед студентами выступал пресс-секретарь президента Дмитрий Песков, и моя дочь Маша задала ему вопрос: «Почему нет реакции на угрозы в видеообращении? Наказаны ли угрожавшие? Сегодня мы выпустили видеообращение к Владимиру Владимировичу. Можете доложить, чтобы он посмотрел?»
В конце своих слов Маша почти расплакалась, и Песков, судя по интонациям, был тронут и отвечал ей очень тепло: «В жизни бывают разные ситуации, крепитесь, будьте сильными. Я обещаю, что президенту будет доложено о видеообращении. Ваша мама записала еще одно? А где можно посмотреть?»
«В соцсетях». «Ну, это не лучший способ, можно по-другому донести». «У нас не было возможности по-другому». «Я вам обещаю, что ему будет доложено, конечно, за его реакцию ручаться не могу».
Столь обнадеживающей новости я не получал за все полгода нахождения под стражей. Сколько я ни успокаивал себя, ни убеждал не радоваться раньше времени, не взлетать в своих надеждах высоко, чтобы не было больно падать при разочаровании от реальной действительности, у меня не получалось. В мечтах я уже представлял малышей в моих объятиях. Не зря я вложил столько любви и заботы в свою дочку. Как настойчиво она терзала Дмитрия Пескова! Надежда на хороший исход 5 декабря в Мосгорсуде с повесткой о продлении меры пресечения подкреплялась еще и тем, что судья Басманного суда Елена Ленская грубо нарушила УПК РФ, удалив меня из зала.
5 декабря в Мосгорсуд меня не повезли, хотя я писал ходатайство о личном участии. Есть в этом и свои плюсы: во-первых, не надо трястись по автозакам и «стаканам» (камерам) в судах, во-вторых, во время видеотрансляции судья не сможет физически остановить мою речь, а я нарочно был лишен возможности ее высказать на суде первой инстанции. Перекрестившись, я надел на плечи рюкзак и двинулся по длинным коридорам на видеотрансляцию Мосгорсуда. С первых слов прокурора, поддержки ходатайства следователя о продлении ареста мне стало ясно, что реакции еще не успело последовать, и это вернуло меня на грешную землю. Наши суды сегодня принимают решения, не слушая никаких доводов. Мне кажется, что если бы посадили мартышку в клетку, а следователь и прокурор читали бы строки из «Войны и мира» или из «Торы», а не просьбу о продлении ареста, то судья утвердила бы и это.
Никто меня не перебивал во время произнесения речи, но инстинктивно я боялся замечаний и протараторил свой текст на одном дыхании без пауз и особой выразительности. Зная, что судьи вообще не слушают слова обвиняемого, я тем не менее потратил три дня на подготовку своего выступления. Хотел поднять боевой дух своих близких, приезжающих ко мне на суды, да и возможность зацепить журналистов давало мне стимул проявить талант оратора. С журналистами был полный облом: в этот же день продлевали арест футболистам Кокорину и Мамаеву, плюс слушалось дело об административном аресте правозащитника Льва Пономарева. Приехали на суд из разных городов Подмосковья — Орехово-Зуева, Рошаля и других. Была и Алина Камалян — медалистка Дашковской школы и талантливая вокалистка Серпуховского района.
В своей 38-минутной речи я напомнил судье Наталье Борисовой, что меня удалили из зала с нанесением мне телесных повреждений, что был распылен перцовый газ. Сделал акцент на высоких темпах экономического развития района, строительства современных инвестиционных предприятий, загородных отелей, школы для детей-сирот с ограниченными возможностями «Абсолют», коттеджного поселка для приемных семей в Райсеменовском. Все предприятия получили землю по максимально низкой цене с применением всевозможных льгот, но зато давным-давно в виде налогов выплатили деньги в сотни раз больше, чем если бы администрация сдирала бы по полной в самом начале, многих просто отпугнув этим.
То же самое касается вменяемого мне выделения участка земли десять лет назад под строительство торговых центров «Браво» и «Лента». Данное постановление было проверено судами и следователями многократно, все было признано законным и обоснованным. Что за протухший товар вытащили следователи? С более очевидными доказательствами.
Сказал ребятам в синих пиджаках, что если они, так стараясь, сведут меня в могилу, то огромное количество орденов и медалей на подушечках, за привлечение инвестиций в район, в траурной процессии растянется на километр.
Возвращаюсь к расследованию дела. По УПК положено завершить его за два месяца, но им и полгода мало, хотя следственная группа состоит из двенадцати человек. Ничего не делается, очные ставки прошу — не удовлетворяют, создают видимость работы. По тому же эпизоду выделения земли возбуждают еще три уголовных дела! А почему не 10 или 20? Возбудили бы сразу 100 по одному эпизоду! Для красоты и эффекта!
Обвиняли сначала в злоупотреблении, теперь в мошенничестве, но любой юрист знает, что нельзя обвинять дважды за одно и то же. Если есть злоупотребление, значит нет мошенничества и наоборот.
Напомнил судье про встречу 2 мая в Администрации Президента, где Андрей Ярин и генерал ФСБ Иван Ткачев угрожали посадить меня в тюрьму и арестовать все имущество у меня и всех моих родственников, если: я не напишу заявление об отставке; я буду препятствовать работе свалки «Лесная»; вновь соберусь баллотироваться на пост главы района.
Приводили в пример посаженных губернаторов Хорошавина, Соловьева, Маркелова, Гайзера из-за «политической воли». Кстати, я видел половину из них в «Лефортово» и общался. «Все суды и прокуроры под нами», — вещали мне Ярин и Ткачев.
Пацан сказал — пацан сделал. Дом арестован, несмотря на то, что это единственное жилье у малолетних детей. Арестовали и все другое имущество. Я был видным предпринимателем в Серпухове, и когда в начале 90-х появилась налоговая инспекция, я показывал самые крупные доходы в декларации, был президентом Серпуховского союза промышленников и предпринимателей. Почему ни дня не проработавшие в бизнесе вот эти ребята в голубых рубашках и синих пиджаках, генералы ФСБ имеют дворцы на Рублевке стоимостью миллиарды рублей? Откуда? Почему у них никто не арестовывает? За последние три месяца следствие арестовало имущество моей 83-летней матери, купившей квартиру и садовый участок в советское время, арестовали все и у родителей жены.
Моя мама Зоя Михайловна — заслуженный человек, с медалью закончила женскую гимназию, с отличием институт. Жаль, что ей нельзя рассказать в этом зале, как во время войны, в ее дом попал снаряд, как она видела бомбы и свист пуль фашистов, как в эти лихие годы вся семья от голода варила крапиву и картофельные очистки. Гитлеровцев она видела на расстоянии вытянутой руки.
«Мама! Посмотри, разве эти ребята напротив лучше? — почти прокричал я в суде, указав на прокурора и следователя. — Вероятно, я больше никогда не увижу свою маму. Вы просто добьете ее этим».
«В зале, — продолжал я, — отец моей жены Алексеев Николай Николаевич, проработавший много лет директором СПМК и на других руководящих должностях, горбатился на золотых приисках. У него тоже арестовали все имущество и даже автомобиль „Газель“. Посмотрите и вы на них тоже, Николай Николаевич! Вот эти „герои“ сидят перед вами и ерзают своими пышными задами на стульях».
«Почему мой дом штурмовало 50 человек с автоматами? Почему меня и мою дочь бросили на пол и приставили оружие, а моих малышей вытащили из кроватей? Что за демонстрация силы? Почему эти „герои“ в Чечне бросали оружие и вставали на колени перед боевиками, а с детьми успешно воюют? Почему в Керчи ФСБ прохлопало такую трагедию с массовой гибелью? Им некогда, они заняты „заказухой“. Почему подросток Михаил Жлобицкий взорвал себя в здании ФСБ? Потому что все устали от этих „хозяев жизни“ с автоматами и неограниченными полномочиями.
Что еще следствие сделало за полгода? Выполнило угрозы Ярина и Ткачева, не допустило меня до выборов в нарушение Конституции. Всем очевидно, что даже сидя в „Лефортово“, я бы выиграл выборы с огромным перевесом. Весь Серпуховский район с отвращением смотрит, как расправляются с многодетной семьей. Вам самим-то не тошно от этого? — громогласно спрашивал я следователя. — Что это, 37-й год? Диктатура? Один район остался в Подмосковье с прямыми выборами, хотя в Конституции прямо написано: „гражданин имеет право на выборы местного самоуправления“».
Выполнили за полгода ареста и третью угрозу Ярина и Ткачева. Решение суда о закрытии полигона ТКО «Лесная» по моему исковому заявлению в первой инстанции Арбитражного суда нынешняя администрация района отменила, фактически отказавшись от иска во второй инстанции. Теперь туда продолжают идти караваны мусоровозов из Москвы. Свалка уже с 14-этажный дом, более ста тысяч серпуховичей умирают от запаха сероводорода и ядовитых испарений меркаптана.
Здорово повеселил публику на заседании и новый адвокат Олег Шляхов. Этот седой мужчина в возрасте в течение полутора часов засыпал судью ходатайствами, именно поэтому весь процесс занял четыре часа. Помню, как следователь посмеивался над глупыми, на его взгляд, запросами Олега Петровича. Мой адвокат спрашивал, как защищены доказательства по делу, как ограждены свидетели по делу от давления, нужна ли какая-то помощь следствию в этом? Конечно, эти самодовольные мундиры отвечали ему, что все защищено на 100%, как за каменной стеной. Смешно было смотреть на их вытянутые лица, когда Шляхов их же ответами разбивал доводы о необходимости продления моего ареста — «может оказать давление на свидетелей, уничтожить доказательства…»
Не понимаю, как судья Борисова, видя эту клоунаду, может принимать такие решения? Все очевидно настолько, что даже слепой увидеть пустоту обвинения. Отольются кошке мышкины слезы… Когда я езжу в автозаках, то всегда спрашиваю арестантов, о чем написать. Подавляющее большинство просит написать о беспределе в суде.
Шляхов, кстати, упомянул о единственных конкретных показаниях свидетелей — «честнейших» Сметанкина и Попова, опасающихся за то, что я могу оказать давление на них, обладая связями в местных правоохранительных органах.
Как я могу оказать давление, если я их критиковал и требовал отставки начальника УВД Пучкова, на котором клейма негде ставить? Если я напрямую критикую начальника серпуховского отдела ФСБ Виктора Урбановича и его маму — председателя Серпуховского городского суда Наталью Урбанович, работающих в тандеме и зачастую оберегающих наркоторговцев? Если по моему заявлению арестовано два предыдущих серпуховских прокурора Абросимов и Базылян, а нынешний Денисов являлся их подчиненным? Не кажется ли вам странным, что я, являясь единственным заявителем в современной России, посадившим несколько высокопоставленных сотрудников Генпрокуратуры и Мособлпрокуратуры, сам нахожусь в тюрьме? Следователь по «игорному делу» генерал СК Денис Никандров тоже сидит рядом со мной в «Лефортово». Напомню, что я являлся единственным заявителем по делу о подпольных игорных казино.
Как раз-таки Попов купил дом у сотрудника Генпрокуратуры Абсросимова в деревне Глазово, где сейчас и проживает. Можно ли верить такому свидетелю? Напомню еще, что по моему заявлению было возбуждено уголовное дело о похищении сотни участков земли в Липицком поселении, где Попов являлся главой и подписывал липовые выписки из похозяйственной книги. Было арестовано несколько человек, но Алексей Попов почему-то не подвергался уголовному преследованию. Ко всему прочему, я не поддержал его на выборах, потому что он в последнее время абсолютно перестал работать и взаимодействовать с жителями.
В завершение своей речи я сказал, что мои четыре адвоката — экс-сотрудники разных структур: Михаил Трепашкин — полковник КГБ, Андрей Гривцов — следователь ГСУ СК РФ, Павел Соболев из прокуратуры, Олег Шляхов — следователь полиции и научный сотрудник по юриспруденции. У всех них сложилось общее мнение, что такого наглого «беспредела» и заказухи они еще не видели.
Конечно, было вынесено решение о продлении ареста… В эти же дни меня посетила в «Матросской тишине» уполномоченный по правам человека в Москве Татьяна Потяева. Она приходила проведать в тюремной больнице украинских моряков, задержанных в Керченском проливе, остальные размещены в «Лефортово». Татьяна Александровна строго потребовала от руководства СИЗО-1 не препятствовать мне в проведении независимого обследования, и я в очередной раз поверил, что в конце концов сделаю коронарографию у специалистов. Да не тут-то было. Когда Юля пришла на прием к начальнику МСЧ-77 ФСИН РФ Тимчук Галине Викторовне, та начала крутиться как уж на сковородке, придумывая поводы для лишения меня этого обследования.
Тюремщица в белом халате придумывала все новые и новые поводы для отказа. Стало очевидно, что генерал ФСБ Алексей Дорофеев уже побеспокоил ФСИН по поводу моей персоны. Не перестаю удивляться низости этой своры.
Недавно, когда мы со следователем обсуждали возможный арест моих адвокатов Павла Беспалова и Виктора Камалдинова, он проговорился, что они обсуждали и арест моей 83-летней матери. Я, конечно, знаю, что у этих вурдалаков нет ничего святого, но как у них не работает инстинкт самосохранения? Моя мама с ее здоровьем и неделю не проживет под арестом! Вероятность того, что жители России могут подняться и открутить голову этим нелюдям, вытащив их из здания на Техническом переулке, очень высока!
То, что они способны на это, мне хорошо известно. Например, у полковника Дмитрия Захарченко они арестовали престарелого папу и почти год продержали его в тюрьме «Матросская тишина». Он мне подробно рассказывал, как его шантажировали здоровьем отца. Случаев же задержаний жен и взрослых детей я знаю сотни от заключенных и последующие условия освобождения близких в зависимости от признательных показаний. Чем тогда Следственный комитет отличается от террористов, захватывающих заложников?
После продления ареста 5 декабря в Мосгорсуде стало ясно, что Новый год я проведу в тюрьме. Сидельцы ненавидят эти две недели праздников. Самое худшее время для всех тюрем России — нет передач, свиданий, дополнительного питания, телефонных звонков, писем, посылок, визитов адвокатов, консультаций врачей, любой почты, библиотеки. Люди за эти дни буквально сходят с ума…
Не добавляет радости, что Серпуховский район прекратит свое существование с 1 января 2019 года. Депутаты и главы поселений прекращают исполнять свои полномочия. Серпуховский район, как и город, полностью лег под подольских пацанов. Правительство Подмосковья, утверждая генплан поселений района, внесло изменения по земельному участку в 53 га в Верхнем Шахлово, утвердив его назначение под свалку. Я несколько раз категорически отказывал администрации губернатора Андрея Воробьева в возможности согласования выделения земель под свалку в этом месте, да и в Фенино. «Только через мой труп», — категорично заявлял я.
До Оболенска расстояние от участка возле самой «бетонки» 3,5 км, у меня от дома до «Лесной» — 5 км, и вся моя семья задыхается от свалочных газов. Поселок Микробиолог через 2-3 года станет непригодным для жилья, как поселок Большевик, да, впрочем, и сам Серпухов. Слуга «подольских» Ермаков, разумеется, не будет противостоять губернатору Воробьеву, наживающемся на чистом воздухе жителей Подмосковья. Только сами люди могут спасти себя от этой угрозы!
27 декабря будут публичные слушания по увеличению объема принимающего мусора на полигоне «Лесная». Надежда, что кто-то там будет протестовать, на активиста Андрея Елькина. Вот такие «подарки» приготовил губернатор Воробьев жителям Серпуховской земли к Новому году.
Готовлю и я «подарок» для управления «К» ФСБ РФ к Новому году. В ближайшее время я допишу сенсационную статью про наркоторговлю в России, теневую сторону работы таможни России. Конечно, особое внимание будет покровителям этого «бизнеса», исчисляемого не миллиардами, а триллионами рублей в год.
Самые свежие новости на нашем Яндекс.Дзен канале