Самый долгий суд в мире

Как известно, вирус коррупции или хотя бы склонности к воровству, кумовству, непотизму или использованию своего служебного положения в личных целях всегда присутствует в любом обществе. «Слаб человек» (с) и, добавим:  «далеко не идеален».

Однако, в здоровом обществе этот вирус не расцветает и находится в подавленном состоянии. В больном же социуме он множится, плодится, и постепенно убивает все живое, превращая страну или государство в неповоротливый полутруп.

Залогом здоровой гигиены общества служит принцип разделения властей, при более или менее высокой степени доверия со стороны населения к каждой из ветвей власти.

Во Франции, очевидно, страдает как раз этот основополагающий принцип, и поэтому результат логичен и неизбежен: страна превратилась в коррумпированного, неповоротливого и больного члена Евросоюза.

Судебная система в некоторых своих звеньях прямо зависит не только от исполнительной власти, а также от всяких групп, кружков, клубов, ассоциаций и коммерческих интересов.

Например, споры между работодателем и наемным работником разрешаются особым видом судов, называемым «Прудом».  Эти суды состоят из 4 человек, «выбранных» из «представителей работодателей» и «представителей наемных работников». На деле это просто группа людей, тесно связанная с профсоюзным движением. Критика решений этих «судов» настолько повсеместна, что превратилась во Франции в скучную банальность.

Другой суд, так называемый «Трибуналь де Коммерс», состоит из «предпринимателей», а не профессиональных судей.  Эти самые предприниматели продолжают заниматься коммерческой деятельностью, являясь судьями. К чему это приводит, могу показать на примере. Я лично судился с Председателем «Трибунала де Коммерс города Канн» в тот момент, когда он пытался получить с моего предприятия несколько сот тысяч евро, даже без договора. Суд был в Ницце, и, конечно, судьи прекрасно знают друг друга. Остановить это безумие мы смогли только в суде второй инстанции, где судьи профессиональные.

Судьям во Франции разрешается состоять членами профсоюзов, ассоциаций и масонских лож.

Все судьи подневольны – место их работы и назначение на более высокую должность зависят целиком от начальства, во главе которого стоит Президент – то есть, исполнительная власть.

Во Франции нет «совещательных комнат».  Решения и приговоры выносятся через недели и месяцы после заседаний суда. Однажды «Трибуналь де Коммерс» в Тулоне просто забыл вынести судебное решение, и только после напоминаний адвокатов его «написали», это случилось через год после процесса.

Судебные тяжбы длятся годами. Три года — это удачный тайминг, пять лет — это норма, а 8-10 лет — не редкость, а банальность.

В таких условиях понятно, что инвестиции и права инвесторов во Франции не защищены, фактически у инвесторов нет возможности добиться правосудия в разумные сроки времени.

Соответственно, процветает нечестная конкуренция, подлые приемы ведения бизнеса и просто откровенное рейдерство.

Приведу несколько цифр: Французская республика располагает сегодня 56 000 местами лишения свободы. Тюрьмы перенаселены, и в них содержится 63 000 заключенных.

А совершается во Франции 12 000 000 преступлений в год, по свидетельству Лорана Обертона («Заводной апельсин»). То есть, более конкретно: 200 изнасилований, 2000 нападений, 13 000 краж ежесуточно.

Сравните с количеством мест в заключении, и вы ясно себе представите, как работает Судебно-Правовая система.

Рейдеры и другие хищники, покушающиеся на собственность и имущество инвесторов, как правило, остаются совершенно безнаказанными. «Дела» волокитятся, и постепенно угасают.

Само собой, и со статистикой преступлений беда. Во первых, жандармы и полицейские стараются изо всех сил, чтобы не принимать заявления от потерпевших.

Но если заявление принято, судьбу этого дела должен решить Прокурор. (По статусу Прокуроры во Франции тоже считаются Судьями).

Так вот,  на сегодняшний день: в марте 2013 года Прокуратура города Драгиньян регистрирует «дела» (просто регистрирует), поступившие в нее в июле 2012 года от жандармов.

Дела свалены в пыльные кучи, и ждут своей очереди

Олег Насобин, специальный корреспондент, Канны