Обыкновенная театрально-судебная история

31.10.2013 / 12:20

В Мещанском суде г.Москвы начались слушания по делу о покушении на художественного руководителя Большого Театра Сергея Филина. Состоялось уже три судебных заседания — 16, 22 и 29 октября 2013. Перед судом предстали солист Государственного Академического Большого Театра Павел Дмитриченко, Юрий Заруцкий и Андрей Липатов. Напомним вкратце подробности этого уголовного дела.Поздно вечером 17 января около своего дома по ул.Троицкой д.9 Сергей Филин был облит кислотой неизвестным, лицо которого было завернуто в шарф и который сразу скрылся с места преступления.

Падение в снег спасло Филина от худшего исхода — он таким образом промыл лицо и смог сквозь боль добраться до охранника. Сразу после этого худрук БТ был доставлен в 36 городскую больницу, где ему сделали несколько операций. Уже 18 января было возбуждено уголовное дело по части 1 статьи 111 Уголовного кодекса РФ (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью).

Преступников искали долго. Пока СК РФ не выдвигал официальных версий, под подозрение общественности попадали многие. Например, солист БТ Николай Цискаридзе, который конфликтовал с Филиным. Кто-то подумывал о директоре Большого Театра Анатолии Иксанове в качестве заказчика преступления. Но следствие упорно молчало. Многочисленные интервью самого Сергея Филина, с самого начала намекавшего на то, что «его сердце знает, кто это сделал», будоражили воображение, но СК РФ по-прежнему молчал. Преступников не называли долго, что не свойственно Следственному Комитету.И только 5 марта правоохранительные органы задержали подозреваемых. Ими оказались солист Большого Театра Павел Дмитриченко, который по версии следствия заказал это преступление, Юрий Заруцкий, подозреваемый в том, что именно он облил кислотой Филина, а также Андрей Липатов, который подвозил Заруцкого к месту преступления. Камера выхватила замученное лицо задержанного взъерошенного Дмитриченко с кругами под глазами, свидетельствующими о том, что он провел много времени без сна. Заруцкий, казалось, был в тихой ярости, Липатов же вёл себя спокойно, называя себя в камеру. В качестве мотива преступления СК РФ назвал месть Дмитриченко Филину за свою гражданскую жену Анжелину Воронцову, поскольку худрук не давал ей желаемые партии в спектаклях. За 50 тыс. рублей Павел Дмитриченко якобы договорился с Юрием Заруцким о покушении, для чего привлек еще Андрея Липатова в качестве водителя, который отвозил Заруцкого до места преступления. Созванивались они по телефонам, оформленным на несуществующие имена. После преступления телефоны были выброшены.

Подозреваемые в день задержания признали свою вину, как это обычно случается — под «непреодолимой тяжестью улик»..А дальше… Дальше прошел первый шок как у самих подозреваемых, так и у общественности, включая труппу Большого Театра, и стройная на поверхностный обывательский взгляд версия следствия дала первую трещину: Дмитриченко отказался от признания своей вины. Постепенно показания Дмитриченко менялись. Сначала он утверждал, что якобы организовал преступление, правда, просил только избить Серея Филина, а не облить его кислотой. «Кислотный» поворот делу самостоятельно решил придать Юрий Заруцкий сам. Через некоторое время Дмитриченко уже совсем открестился от признательных показаний, не забыв при этом попросить прощения у Сергея Филина за то, что всё так получилось. На судебном заседании, которое состоялось 29 октября 2013 правдолюбивый солист Большого Театра во время своего длинного выступления в суде уже полностью отрицал свою причастность к преступлению, возлагая полностью ответственность на Юрия Заруцкого, который со всем этим совершенно был согласен.

Правда, комментировать, делать какие-то заявления Заруцкий в этот раз отказался. Отмотаем назад немного времени и вспомним, что предшествовало преступлению против Сергея Филина. Незадолго до того он жаловался на взламывание кем-то его электронной почты, но уже после несчастья сказал, что взломщика якобы обнаружили где-то в Челябинске — он выполнил заказ неназванных лиц за смехотворно низкую цену. В Челябинске это было или на Марсе — не известно, но так или иначе взлом почты вылился в то, что в интернете публично была выложена переписка Сергея Филина. При этом, по его словам, переписка была во-многом искажена, фальсифицирована. Накануне преступления прокалывали шины автомобиля худрука, а также звонили с угрозами физической расправы. Обращает на себя внимание и рассказ Филина о том, что незадолго до того, как его облили кислотой, в течение 10 дней кто-то блокировал его телефон: до худрука Большого Театра люди не могли дозвониться, о чем позже ему сообщали. ,Это психологически его угнетало.

Конфликты в Большом Театре — притча во языцех, но Павлу Дмитриченко грех было уж так сильно быть обиженным на Филина. Ведь солист получал хорошие роли в спектаклях, а в новой постановке «Иван Грозный» он получил главную партию Ивана Грозного, о которой мечтал. Да и Анжелине Воронцовой Филин давал много ведущих ролей, в том числе главных — в период работы Филина в театре Немировча-Данченко. В Большом же Анжелина была ученицей Николая Цисскаридзе и, видимо, испытывала на себе отголоски внутреннего противостояния Филина и Цискаридзе. Последний и утверждал, что худрук не дает ей главные роли. Так, в частности, в желаемой партии Одетты в балете «Лебединое озеро» Анжелине было отказано, как сообщалось, «в грубой форме». Вопрос «грубости» — это вопрос интерпретации увиденного и услышанного. Бывает, что обидчивые люди усматривают грубость там, где её нет. Возможно, что Филин был несправедлив по отношению к Анжелине, но в любом случае как мог так подло поступить с ним защитник прав актёров Большого Театра Павел Дмитриченко, который всегда боролся за правду «с открытым забралом»?

Есть во всем этом деле множество противоречий как явных, так и скрытых. Например, трудно себе представить, чтобы Дмитриченко, как предполагаемый организатор преступления, обладал такого уровня связями и возможностями, чтобы блокировать сотовый телефон Сергея Филина. А судя по всему это блокирование имеет непосредственную связь с преступлением.

Что же касается взлома почты, то после задержания Дмитриченко в иных СМИ появилась информация о том, что Павел хорошо владел компьютером и по утверждениям каких-то неназванных «друзей» имел отношение ко взлому почты Филина. Мотивом этого поступка называется желание Павла Дмитриченко, являющегося лидером профсоюзного движения БТ, добыть доказательства коррупции со стороны худрука Филина. Самого Дмитриченко о взломе почты не спрашивали или, во всяком случае, информации об этом не было. А ведь такие данные легко могли обнаружить специалисты отдела «К», но следствие этот вопрос обошло.

По словам Павла Дмитриченко, он всегда отстаивал интересы актёров труппы Большого Театра, поскольку там платят крошечную зарплату — каждая роль влияет как на карьеру, так и на заработок. Дмитриченко боролся за правду в своем коллективе, в театре, делая это честными законными средствами. И как это правдоискательство коррелирует с такими подлостями, как угрозы по телефону, прокалывание шин, взлом и фальсификация почты — представить невозможно. Впрочем, обыватели, никогда не бравшие на себя бремя ответственности за других, не увидели в этом противоречия, а потому «проглотили» такой «довесок» к преступлению, как злостный взлом электронной почты Филина. Проглотили и забыли, что позволило следствию отбросить эту деталь, как «несущественную» и продолжать настаивать на виновности Дмитриченко, что, по мнению, коллег Павла Дмитриченко и многочисленной общественности, ошибочно.

26 марта 2013 Дмитриченко отвезли на следственный эксперимент, часть видеозаписи которого опубликовали в интернете. На ней солист БТ показывает следователям, откуда он якобы следил за Сергеем Филиным. Правда, в камеру не называется, когда именно Павел сидел в том месте в своей машине — в день ли покушения или в какой-то другой. Нам как всегда показали обрывок записи, который можно толковать как угодно, и именно для обывателя к этому куску видео был дан комментарий о том, что Дмитриченко следил за Филиным. Видимо, расчет был на обывательское сознание, которое быстро дорисует картину, как Дмитриченко «долго готовился к преступлению», зачем и «следил» за Филиным. Общественность, как и предполагалось, домыслила, благодаря чему СК успокоил свою совесть, а прокуратура, направляя дело в суд, включила в обвинение и слежку Дмитриченко (и компанией) за худруком Большого Театра.

Замечу, что общественности со стороны следствия нигде не было сказано, что в тот роковой день 17 января Павел Дмитриченко собирался отдать Филину письмо от имени профсоюза Большого Театра. Лишь в редких СМИ встречается сообщения управляющего балетной труппой Руслана Пронина, которого Дмитриченко просил узнать, будет ли худрук вечером в Большом Театре. Пронин (с его слов) тогда отправил Павлу две смс-ки, в одной из которых написал «Филин пришел, заходи по поводу профсоюза». А во второй говорил, что худрук уже ушел. Казалось бы, опытный взгляд вдумчивого следователя должен обратить внимание на странное противоречие: зачем Дмитриченко готовил профсоюзное письмо для передачи Филину, если он планировал преступление? Однако, прессе этот факт был представлен следующим образом: это он просто выяснял, где находится Филин, — выяснял под видом того, что хотел отдать худруку письмо.

Если остановиться на таком незначительном моменте и, оттолкнувшись от этого эпизода, порассуждать, каким образом строятся версии следствия, как на них «нанизываются» факты и «тяжесть» улик, то в дальнейшем можно будет пользоваться выводами. Ведь эта недоброкачественная схема работы следователей уже давно применяется на практике, от чего страдают подчас неповинные люди.

Павел Дмитриченко, которого все знали правдорубом, говорил, что собирался отдать Филину профсоюзное письмо. И на тот момент в его словах никто не сомневался, потому что знали его, знали его дела и плоды его дел. Это были хорошие плоды — хоть по крупицам, но всё-таки справедливость он отстаивал. Но вдруг случилась беда — Дмитриченко обвинен в преступлении. Доказательств вины нет, ибо всё то, что представлено в качестве доказательств по нашему же УПК РФ не может быть принято судом во внимание, разве кроме собственного признания, да и то — лишь данного в суде. Что же касается стадии следствия, то мы знаем, как легко правоохранителям получить признательные показания «под тяжестью улик»: был бы человек, а улики найдутся. И они находятся следующим образом: наши доблестные полицейские берут поверхностный срез жизни этого человека и, положив в основу бездоказательное обвинение измышляют, чтобы могли означать факты его биографии за определенный период. Факты как бы «натягиваются» на выбранную версию.

Это как если бы взять любую картину известного художника — скажем, Иванова «Явление Христа народу», оставить фигуру Христа и еще парочки людей — желательно обнаженных (они же на картине есть? — есть). После этого всё остальное написанное художником опустить — сознательно ли закрасить или просто не заметить. А на образовавшемся пустом месте начать самостоятельно рисовать из своего воображения (подчас не совсем здорового) несуществующие элементы. Так вместо крещения Христа в чьем-то воображении может появиться сатанинская оргия. Которую публично вынесут на суд возмущенной общественности, а Христа предадут суду. Как, собственно, и случилось две тысячи лет назад: тогда обвинение основывали всего лишь на словах Христа о том, что он разрушит храм.. К ним добавили извращенное видение всего того, что он вершил три с половиной года — а там, и с пьяницами трапезничал, и с блудницами разговаривал. Правда, воскресение Лазаря и прочие чудеса опустили, как «несущественные детали». И получился вам не какой-то Pussy Riot, которые всего лишь подрыгались на аналое, а не договаривались о подрыве Храма Христа Спасителя. Христа же тогда обвинили в худшем, нежели совершили Pussy Riot, — он обещал храм разломать. По сегодняшним меркам это как минимум две уголовные статьи — подготовка теракта и оскорбление чувств верующих. И Христу был вынесен приговор — смертная казнь на кресте. И сделано это было путём клеветы (лжесвидетельств), подтасовок фактов и натягивания их на обвинение в «преступном замысле». Собственно, его и распяли как разбойника. А настоящие разбойники были выпущены — Варраву, например…

Хорошо, когда наказывают преступников. Но когда преступники вместо себя вешают на крест невиновных, то как это назвать? В наше время аналогов — сплошь и рядом, нужно только вглядеться в события.

Также случилось и в этом ужасном деле о покушении на Сергея Филина. Благие намерения найти и наказать преступников из-за спешки, ошибок и нежелания их признавать приводят сами знаете куда. И использование старой как мир схемы извращения фактов для «натягивания» их на ошибочные утверждения — не редкость в наши дни. Только сейчас скорости высокие, а потому при использовании инструментов СМИ любого человека за день-два могут так оболгать, что не поверить в такую изощренную, а главное масштабную клевету могут немногие. Кто может устоять под тяжестью общественного мнения? Когда сотни раз утверждается, что Дмитриченко вынашивал свой «преступный замысел», то знающие его люди задаются вопросом: а почему же до этого он тогда боролся за правду? Почему тогда совершенно бескорыстно настаивал на справедливости? — «А это он делал для видимости, а на самом деле вынашивал преступный замысел. И чтобы никто этого не замечал, он делал вид, что борется за правду, при этом терпя от этого разные неприятности, низкую зарплату, конфликты» — так извращается правда. А если кто-то настойчивый продолжит спрашивать «а зачем ему нужен был такой геморрой? — терпеть за правду, получать низкую зарплату?», то ему ответят «а чего не сделаешь ради мести» и так далее до бесконечности. В целях подтверждения несуществующей версии, собственно, и получают признательные показания «под тяжестью» сами знаете чего.

Вспоминается старый грузинский фильм «Покаяние», где один из высоких начальников, попавший в сталинский застенок образца 37 года, слегка повредившись умом, советовал своему другу, что если он будет давать абсурдные показания на себя и на товарищей, то там в руководстве это легко увидят, поймут абсурдность и дикость обвинений и остановятся в этом безумстве. Несчастный, он не знал, что делал тем самым подарок системе, ибо для неё никогда не будет абсурдным любой самый фантастический самооговор, версия и т. д. Она — эта система — использует абсурд в свою пользу, а человека, оговорившего себя, «прожует и выплюнет».

Впрочем, это было «лирическое», хотя и важное отступление. Если ближе к делу, то что конкретно оказалось в арсенале наших правоохранителей, обосновывающих свои подозрения и задержание троих подозреваемых?

О Дмитриченко. Из фактов им было известно: Дмитриченко — солист Большого Театра, исполнял, в том числе, главные партии в балетах, конфликтовал с Филиным в качестве активиста профсоюзного движения, был недоволен тем, что Филин не дает Анжелине Воронцовой главные роли, в день покушения на Филина узнавал о его местонахождении, говорил при этом, что собирается отдать письмо от имени профсоюза. Также известно, что он хорошо владел компьютером. Кроме того, Дмитриченко был знаком с Заруцким. Далее идут факты, полученные в ходе оперативно-розыскных действий: в одном из телефонных разговоров с Заруцким Дмитриченко поделился неудовольствием от действий Филина (возможно, поделился уже не первый раз), Заруцкий предложил набить тому морду, Дмитриченко сказал, что согласился. Фактом является то, что он именно сказал, что согласился, а не согласился на самом деле.

О Заруцком. Из фактов известно, что Заруцкий судим, что он был знаком с Дмитриченко, выполняя инженерные работы на его дачном участке, что они созванивались, что в одном из разговоров, услышав жалобы Дмитриченко на Филина, Заруцкий сказал примерно, мол, давай ему морду набьём.

О Липатове. Известно, что Липатов был знаком с Заруцким и подвозил его неоднократно. Также известно, что около дома Филина стояла машина, похожая на автомобиль Липатова. Из оперативной-розыскной информации: проведенный биллинг позволил утверждать, что в момент преступления телефон Липатова находился в районе, где нападавший облил Филина кислотой.

Из фактов о самом преступлении. По словам Филина: преступник замешкался, отвернувшись сначала спиной, потом резко плеснул Филину в лицо жидкостью, названной кислотой. Он, по словам Филина же, был невысокого роста, лицо его было завернуто в шарф, в глазах казался испуг, он что-то сказал типа «привет». Камера наружного наблюдения зафиксировала убегающего человека, качество изображения не дает никакой информации о преступнике, как и о том, к машине ли он побежал или куда-то еще, стоял ли в той стороне автомобиль, похожий на машину Липатова или нет — на пленке преступник просто выбегает из кадра.

И это всё, чем руководствовались полицейские для задержания троих фигурантов дела.

Напомню, что признательные показания, следственные эксперименты и прочее было уже потом. До задержания не было никаких признаний, а значит следствие принимая решение о поимке так называемых преступников, руководствовалось только имеющимися данными и собственной версией, составленной на их основе. Дальше события начали развиваться лавинообразно: сначала были получены признательные показания Андрея Липатова, который утверждал, что в день и время покушения подвозил Юрия Заруцкого к месту преступления. Эти показания и позволили обосновать задержание Дмитриченко и Зруцкого, которые также признали вину.

Получение признательных показаний работниками полиции — такая же притча во языцех, как интриги в Большом Театре. Видимо, этим и объясняется столь быстрое и практически одновременное признание в совершении преступления троих подозреваемых после нескольких месяцев тишины со стороны СК РФ. Кстати, именно тишина — первое, что бросилось в глаза Филину непосредственно перед тем, как незнакомец плеснул ему едкой жидкостью в лицо. Худрук Большого Театра обратил на неё внимание и назвал оглушительной. Только если тогда речь шла о звуковой тишине, по прошествии полутора месяцев поисков преступников оглушительная «тишина» в информационном пространстве наступила для троих ныне фигурантов уголовного дела. Ведь СК РФ молчал, не смотря на то, что сам Филин в самом начале в многочисленных интервью утверждал, что преступление почти раскрыто и скоро следователи назовут заказчиков и исполнителей. И после такой оглушительной «тишины» внезапное задержание Дмитриченко, Заруцкого и Липатова стало своего рода выплеском «кислоты» в лицо правды — правды о том, как и кем на самом деле было совершено преступление.

А дальше началось информационное «разъедание» общественного мнения: на ленты информационных агентств быстро поступала всё новая и новая информация — только за один день на ТВ и в интернете Дмитриченко, Заруцкий и Липатов тысячи раз были названы преступниками. И никто из представителей этих СМИ не вспомнил о Конституции РФ, о конвенции о правах человека и прочих юридических актах, где черным по белому говорится о том, что никто не может быть назван преступником до тех пор, пока суд не вынесет такое решение. Как легко в нашей стране могут из любого законопослушного человека за один день сделать преступника! — достаточно запускать в прессу соответствующие информационные поводы и намекать на его преступный замысел посредством двусмысленной, недостоверной информации. Такую информацию по нашим законам в качестве доказательств вины не принимает «российский-суд-самый-справедливый-суд-в-мире». Во всяком случае, не должен принимать. Но законы не регулируют вопрос недостоверной информации, выброшенной в прессу, как и фантазии общественного мнения. На этот случай есть лишь статьи УК о клевете, но может ли задержанный, находящийся в СИЗО и оттого беспомощный человек ими воспользоваться? Как? Ведь к иным и адвокатов-то пускают не сразу, а за один день на их головы выливается столько клеветы, что уже на следующий предъявлять иск о клевете нужно будет большинству СМИ и доброй половине русскоязычного интернета.

Клевета — это страшное оружие, которым часто пользуются завистники, а также те, кто преследует некий корыстный интерес. Клевета — это и есть та самая «кислота», которая разъедает правду. Она имеет самые изощренные формы, начиная с откровенной лжи, заканчивая полутонами сомнений авторитетных лиц, многозначительной недосказанностью в соответствующих обстоятельствах.

Мы многого не знаем. Возможно, именно в недосказанностях и кроется правда, ведь СК РФ в СМИ выдавал исключительно информацию, которая косвенно подтверждала версию следствия. Подтасовки — известная технология для формирования общественного мнения. Мы не знали, например, как вообще происходил разговор между Дмитриченко и Заруцким, во время которого Дмитриченко якобы предложил избить Сергея Филина. От нас сокрыты интонации, оттенки голосов, точные фразы, общий контекст беседы. Это знают следователи, которые любят выносить на суд общественности выгодные ему видео или аудиоматериалы, подчас монтированные «на коленке». Но нам эти факты в точности представлены не были — только выводы следствия. А, как известно, разные люди делают выводы по-разному, руководствуясь уровнем своего интеллекта, образования, опытом и самое главное — совестью. Возможно, публикация в интернете телефонного разговора — такого, каким он был на самом деле, — не направила бы вектор развития общественной мысли по ложному пути. Следствие в последнее время не брезгует обнародованием оперативной информации для получения необходимого уровня возмущения общественности. А тут — молчок. Почему?

Также не было открыто, каким образом следствие сделало вывод о том, что Липатов, телефон которого вблизи дома Филина засек в день преступления биллинг, связан с Заруцким именно преступлением против Филина. Мы можем лишь предположить, что «просканировав» с помощью биллинга все телефонные разговоры, происходившие в месте преступления в тот роковой день, был выявлен больший ряд лиц, могших попасть под подозрение. Видимо, разрабатывать тогда же начали каждого из тех, кто был в тот вечер в районе дома Филина. По крайней мере, хочется на это надеяться. А одна из выстроенных цепочек знакомства привела к Дмитриченко. Оказалось, что Липатов знаком с Заруцким, а Заруцкий с Дмитриченко. К тому же Заруцкий имеет судимость, что могло добавить подозрений на его счет. Возможно, этот факт и позволил следователям отбросить другие варианты для расследования. Возможно, это пустило их по ложному пути, который привел их к доступу к телефонным разговорам всех троих, среди которых и был найден тот роковой, где Дмитриченко рассказывал Заруцкому о несправедливости со стороны Филина.

Известно, что большинство обыкновенных людей без всякой задней мысли бросаются словами, даже не подразумевая то, что говорят. Бывает, шутят, бывает — от первого лица рассказывают о том, что сказал кто-то другой. Многим людям необходимо в качестве сброса стресса вылить кому-то слёзы или негодование на начальство. Думаю, что не найдётся ни одного человека, который никогда никому не жаловался на своего руководителя. Впрочем, такие бывают среди разведчиков и тех, кто хорошо уяснил, что своим мнением нельзя делиться даже с самим собой. Но простые люди не держат задней мысли, а потому с легкой беззаботностью обсуждают друг с другом свои проблемы, не следя за словами. Возможно, после очередного конфликта с Филиным Павел Дмитриченко случайно поделился с Заруцким подробностями, и последний, чтобы как-то поддержать знакомого в его беде ляпнул что-то типа «да давай ему морду набьем, и дело с концом». Ляпнул, разумеется, не собираясь идти на дело.

Косвенно, невиновность обоих подтверждает более позднее обнародование мотива преступления Заруцкого, который взял всю вину на себя под «тяжестью» непреодолимых для следствия многочисленных заявлений представителей Большого Театра, категорически отвергающих саму возможность преступного замысла со стороны Павла Дмитриченко. А мотив Заруцкого его устами или его рукой на бумаге был озвучен следующий: он пошел на преступление против худрука Большого Театра из-за своей дочери, которую собирался отдать в балет, а «Филин оскорблял женщин и детей»…

Такой абсурд не вызвал недоумения и смеха у правоохранительной системы. Когда система заходит в тупик, то хватается за любую «соломинку». Еще абсурднее мотив преступления Заруцкого становится, если сопоставить предыдущую информацию о том, что Дмитриченко якобы заплатил 50 тыс. рублей за преступление, а Заруцкий руководствовался соображениями мести за униженных и оскорбленных…

Добавлю, что человеком невысокого роста Заруцкого назвать нельзя, а ведь ни кто иной как сам Сергей Филин сказал, что нападавший на него был невысокого роста. Да и трудно представить «испуганный взгляд» такого «быка», как Заруцкий, за спиной которого уже было 7 лет отсидки. Об испуганном взгляде преступника рассказывал худрук Большого Театра тоже сам. В итоге предстает следующее коллективное «творчество» следователей: Заруцкий, оскорбившись за неизвестных ему детей и женщин, самостоятельно замыслил покушение на Филина. При этом, ничего не сказав об этом Дмитриченко, получил от него за покушение 50 тыс.руб., сопоставимые с уровнем месячного дохода Заруцкого. И это все на фоне отказа Дмитриченко от признательных показаний, данных в начале предварительного следствия.

Между тем, следователи не меняли свою версию преступления — для СК РФ заказчик по-прежнему Дмитриченко. Вот только в стане защиты обвиняемых произошла странная «рокировка», перестановка акцентов, при которой Дмитриченко теперь предстает пострадавшим за правду мучеником, Липатова тоже в общем-то ни за что забрали, а всю тяжесть вины собственноручно берет на себя Заруцкий, не смущаясь тем, что теперь и Дмитриченко утверждает виновность его — Заруцкого. Есть во всём этом какая-то странность — еле уловимые противоречия, которые не отловить в реальном режиме времени да к тому же при минимуме информации.

Вчера 29 октября 2013 года на заседании суда, где рассматривалось уголовное дело троих обвиняемых — Дмитриченко, Заруцкого и Липатова произошел очень странный случай с точки зрения правозащиты, т. е. защиты правды и прав на справедливое судебное разбирательство. А именно, судья Максимова (она в своё время выносила приговор Ходорковскому) в самом начале заседания подняла вопрос о том, согласны ли представители прокуратуры, обвинения, защиты и сами подсудимые на видеосъемку во время судебного процесса. Не вызвало удивления несогласие прокурора и обвинения, но фантастичным было услышать такое единодушное согласие со стороны защиты потерпевших.

Уж кто-кто, а адвокаты хорошо знают, что гласность порой может стать единственным средством защиты от беспредела, от неправосудных решений. Ведь они настаивают на несправедливости обвинения в отношении солиста Большого Театра Павла Дмитриченко и водителя Андрея Липатова? Так почему же они посчитали, что «видеосъемка будет мешать рассмотрению дела»? И это после громкого процесса над «Pussy Riot»; где почему-то адвокаты были заинтересованы в том, чтобы гласности было предано всё происходящее на суде. И еще большой вопрос, является ли сама постановка вопроса судьёй Максимовой о запрете видеосъемки судебных заседаний правомерным с точки зрения закона о СМИ? Даже если решение законно, то в самом ли деле камеры операторов помешали бы рассмотрению дела больше, чем во время слушаний по делу Ходорковского? Да и может ли сравниться величина процесса над Ходорковским с величиной процесса над Павлом Дмитриченко, Юрием Заруцким и Андреем Липатовым?

Обращает на себя и такой факт. Во время уже другого судебного заседания — 22 октября 2013 года слушание дела было отложено по причине отсутствия адвоката Сергея Филина. Как известно, в случаях отсутствия представителей защиты хотя бы одной из сторон суда судебное заседание переносится. Сам ход судебного заседания на видео снимать запретили — видеосъемку операторы различных СМИ производили только перед его началом. (Мой фото и видео репортажи из зала судебного заседания в тот день — в конце статьи). В зале суда потом остались только пишущие журналисты. Но в тот день перед вынесением судебного решения произошел небольшой инцидент. Перед оглашением решения о переносе на другой день судья Максимова удалилась в совещательную комнату вместе с девушкой-секретарем судебного заседания. Через полминуты после этого оттуда вышла девушка-секретарь и сказала, что судья всех журналистов просит покинуть зал судебного заседания. Журналисты оторопели: на каком основании? Секретарь ответила, что судья так распорядилась. В ответ журналисты запротестовали: пусть тогда Максимова вынесет такое решение в официальной форме, чтобы мы обнародовали его в своих публикациях.
Видео этого инцидента, снятое мной на сотовый

Судебные приставы потихоньку начали наступать, но вывести никого не успели, т. к. протест нарастал. Многие журналисты сразу позвонили и написали в Мосгорсуд, а также в пресслужбу Мещанского суда, заявив о том, что такое происходит. Видимо, судья Максимова не была заинтересована в этом повороте событий, и вскоре та же самая девушка-секретарь принесла журналистам извинения за причиненные неудобства, если таковые были. Судебное заседание в тот день заканчивалось хотя бы в присутствии пишущих журналистов.

Из этих двух фактов попытки нарушения принципа гласности, из такого единодушия в решении о запрете видеосъемки в зале суда усматривается вывод о предварительном сговоре. Разумеется, о противозаконности речь не идёт, но идет о некоей договоренности между сторонами, о распределении ролей — потерпевший, мученик, виновный. Мы можем только догадываться, почему адвокаты лишили своих подзащитных такого мощного инструмента защиты в суде, но факт остается фактом. Возможно, уже давно были «разыграны карты», продумана «шахматная партия», где все «роли» уже определены, и остается отработать тщательно выверенный кем-то «сценарий»? Не берусь утверждать, но могу только предполагать, что перед нами разыграется «театральная постановка» на тему того, как справедлив на самом деле российский суд, который не смотря на обвинительное заключение прокуратуры, требующей привлечения к уголовной ответственности всех троих подсудимых, «не пойдёт на поводу» у прокуратуры и СК РФ, а проведет должным образом судебное следствие и вынесет решение об освобождении из-под стражи Павла Дмитриченко и Андрея Липатова, невиновность которых для многих очевидна. «Злостного» же Юрия Заруцкого справедливо отправит отбывать наказание. Все довольны, включая судью Максимову, которая получает возможность реабилитировать своё имя честным и справедливым решением. Возможно, именно такая договоренность имеется. Иначе чем объяснить такое единодушие судьи, стороны обвинения и стороны защиты. Правда, такая «ляпота» невозможна, чтобы никто не пострадал. Но что там какие-то «мелочи», если вырисовывается такой расклад…

Однако, «мелочи», за счет которых происходит искусственное примирение правды и лжи, могут оказаться тем самым «камнем, который отвергли строители и который оказался главой угла»: стройное с виду «здание» может в один миг разрушиться, «красивая» договорная шахматная партия с ничьей может закончиться детским матом, а никем не замеченный «джокер» поставить крест на всех поползновениях на «банк».

Собственно, коллективное мнение адвокатов подсудимых звучит как договоренность, как некий уговор. Возможно, это обычная адвокатская практика, только тогда почему суд называется судом? — давайте тогда его назовём театром со сменными труппами и разными режиссерами-постановщиками.

В самом ли деле всё было так, как сейчас представляет сторона защиты? Позволю себе предположить: на скамье подсудимых вообще нет преступников. Косвенно, это подтверждается абсурдным мотивом преступления, который обозначил сам Заруцкий. Он — человек бывалый, правила тюремные знает. Возможно, ему посулили УДО, возможно, полное материальное обеспечение его семьи на время заключения, возможно, что-то еще. Известно, что Заруцкий обладает повышенным чувством справедливости — информация об этом разошлась в СМИ в связи с его признанием: якобы будучи именно человеком с обостренным чувством справедливости, он и пошел на такое преступление.

Но в эту версию слабо верится. Не верится и в то, что если бы не было бы некоей «закулисной стороны» этого процесса, то Павла Дмитриченко избили бы конвойные. Известно, что после предварительного судебного заседания 16 октября, которое вообще прошло в закрытом режиме, его уже в камере избили конвойные в масках — их можно увидеть на многочисленных фотографиях в интернете. Известно, что на следующий день, т. е. 17 октября к Павлу в СИЗО пришел адвокат Кадыров и узнал от него об этом. Было проведено медицинское освидетельствование Дмитриченко, все факты побоев зафиксированы документально. Адвокат подал соответствующее заявление в Следственный Комитет РФ, который почему-то не торопится делать публичные заявления относительно этого преступления, как он это сделал в случае преступления в отношении Сергея Филина.

Трудно предположить, что сам Сергей Филин причастен к избиению Павла Дмитриченко. Но то, что конвой в масках избивал фигуранта резонансного уголовного дела по своей инициативе, — поверить невозможно. Ведь вычислить этих конвойных не составит труда, как и завести на них уголовное дело. Их даже по глазам узнать можно, не смотря на то, что они были в масках — многие профессиональные фотографы федеральных СМИ сделали их фото крупным планом.

Мне переслали фрагмент письма Павла Дмитриченко к представителю его поддержки, где Дмитриченко как раз рассказывает о том, как его избили конвоиры в масках. Рассказ производит впечатление:

Текст этого фрагмента:
«… Про Цискаридзе слышал, конечно, было бы хорошо, чтобы с ним более красиво расстались, а не так, как было. Он талантливый человек, многого добился своим трудом, и это должно не забываться… И к его заслугам личности, на мой взгляд, театр должен относиться с благодарностью и уважением. Дай Бог, чтобы у него было всё хорошо в творческом плане — он этого заслуживает безоговорочно! Про (зачеркнуто цензурой) Ф и говорить не хочется, особенно после того, что произошло после первого суда 16 октября. Знаете, меня никогда не запугать, морально не сломать, даже пусть убивают… Я всё равно буду говорить правду и не собираюсь признавать обвинение, которое мне хотят (и вешают) повесить… Я всю жизнь никогда не боялся говорит правду, а уж сейчас тем более… Чем хуже мне делают (избивают, угрожают, заставляют признать вину под угрозой), тем сильнее внутри я становлюсь! Конечно, неприятно, когда тебя ставят лицом к стене с застегнутыми наручниками сзади, и здоровые бугаи в масках, трое, сотрудники полиции начинают избивать, бить по почкам, печени, голове… Я когда приехал после суда, меня два дня тошнило… было сильное сотрясение, руки от наручников в синяках, под глазом синяк, в области почек синяки, больно ходить, дышать. Сейчас мне надавали обезболивающих таблеток, и вроде получше… Мне просто стыдно за этих сотрудников, которые избивали меня… Разве можно после этого себя называть мужиком?! Когда ты в три раза больше, в маске и бьешь человека, у которого застегнуты сзади наручники… Дай Бог этим «мужикам» счастья от сделанного 🙂
PS: вам в группе (имеется ввиду ВКонтакте) огромный привет! (Зачеркнуто цензурой) Спасибо вам за письма. У меня в запасе еще два ответа.
С уважением,
Паша».

Теперь — после того, как сторона защиты была единогласна в том, чтобы запретить видеосъемку в зале судебных заседаний во время процесса, которой кстати, так не разу и не было, такие избиения в тёмную могут превратиться в систему. Только «избиения» — образно говоря. Если на других резонансных процессах видео хотя бы фиксировало невербальную информацию, которая дает не меньше половины общей картины происходящего в суде, то теперь никто не увидит лиц, на которых отражается лицемерие или стыд, если таковые будут.

Как-то одна адвокатесса сказала мне, что адвокат должен над уголовным делом стоять как овчарка — проверять каждый крючочек материалов дела, каждую букву, каждую подпись, сверять каждую дату, потому что следователи и судьи (судебные секретари по распоряжению судей) любят грешить в части оформления документов, которые потом подшиваются к материалам дела. Случайно ли 29 октября 2013 в зал суда подсудимых сопровождала немецкая овчарка, разразившаяся грозным лаем (см. на видео того дня — ниже). Не знаю, был ли или есть такой адвокат у потерпевшего Сергея Филина, у обвиняемых Дмитриченко, Заруцкого и Липатова. Известно лишь, что очной ставки между Филиным и Дмитриченко, которая должна была состояться как самое главное следственное действие, на стадии следствия так и не произошло. Причиной тому, видимо, послужил переезд Филина на лечение в Германию, где он почти потерял зрение. А по возвращении его никто этим не озаботился. Известно также, что в какой-то момент Павел Дмитриченко сменил опытного адвоката Волкову, которая в своё время защищала Pussy Riot, на адвоката Кадырова, который отличается немногословностью комментариев для прессы, а также не будоражит воспоминаний судьи Максимовой, которой предстояло встретиться в суде со старой оппоненткой и, возможно, заклятым врагом.

А пока можно лишь констатировать факт: судебный процесс идёт, подсудимые Дмитриченко, Заруцкий и Липатов обвиняются по статье 111, части 3, пункта «а», что звучит так: «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, опасного для жизни человека, или повлекшего за собой потерю зрения, речи, слуха либо какого-либо органа или утрату органом его функций, прерывание беременности, психическое расстройство, заболевание наркоманией либо токсикоманией, или выразившегося в неизгладимом обезображивании лица, или вызвавшего значительную стойкую утрату общей трудоспособности не менее чем на одну треть или заведомо для виновного полную утрату профессиональной трудоспособности, если если они совершены: группой лиц по предварительному сговору или организованной группой».

По дороге до метро от здания Мещанского суда я разговорилась с женщиной, которая что-то смыслит в театральных хитросплетениях. И разговор начался с её вопроса: «как Вы думаете, посадят Дмитриченко или нет?» Я ответила, что не знаю. Если раньше я была уверена, что не посадят, то после того, как сторона защиты лишила их мощнейшего инструмента защиты — гласности, — не знаю…
Как говорил Жванецкий: «больной, поднимите рубаху… Боже! Опустите скорей! Кто Вас лечил? Чем же Вас теперь спасать?»…

Мы будем следить за развитием театрально-судебных событий в Мещанском суде…

=====================================

Видео 16 октября 2013: