«Карательная психиатрия»: кому выгодна нация «олигофренов»?

«Наших детей отправляют в психиатрические больницы, списывают как ненужный хлам, который портит репутацию детского дома. Этих детей заколют препаратами, и они сами поверят в то, что они сумасшедшие. Таких безгласных детей сотни. Идти против системы бесполезно», — это крик о помощи в соцсети. Кричат волонтёры. Государство корректно закрывает глаза «на особенности системы» и расформировывает детские дома, преобразуя их в коррекционные школы. Директора остаются прежние.

Постояльцы Кондровского детского дома-школы больше всего на свете боятся ни побоев, а госпитализаций. «Профилактика» в психиатрической клинике — обычная воспитательная практика в российских детских домах. Поводы самые тривиальные: прогулял школу, нецензурно выразился, грозил самоубийством, стащил в магазине шоколадку.

Дмитрий Жданов, выпускник специальной (коррекционной) школы-интерната №62, основатель организации «Трудёнок»:

«В наших детских домах «карательная психиатрия»- самое распространённое наказание. Моего одноклассника отправили в психиатрическую клинику только за то, что на прогулке он отбился от группы. На основании этого воспитателем была написана характеристика-докладная, и ребёнок направлен на лечение.

Страшно, что под вымышленными диагнозами детей закалывают галоперидолом, аминазином, пичкают труксалом».

Аминазин- сильнейший нейролептик, который наряду с препаратом «галоперидол» применялся еще во времена СССР для усмирения диссидентов. От аминазина в первые дни его приема может развиться нейролептический синдром — состояние, когда человек равнодушен ко всему, появляются сонливость, повышенная утомляемость, депрессия. Инъекции препарата очень болезненны. Одно из тяжелейших последствий — непрекращающийся тремор, а также расслабление или сковывание мышц тела, которые человек не может контролировать. Аминазин вносит дисбаланс во все системы организма, последствия его приема могут не исчезать годами.

Ярослав С. на диссидента не похож. Не похож он и на буйного психа. В Кондровский детский дом-школу Ярик поступил психически здоровым (об этом свидетельствует выписка из его медицинской карты), а ровно через два года, видимо, свихнулся и начал «прогуливать учёбу и смотреть на ворон». «Смотреть на ворон»- это цитата из характеристики, написанной в детском доме для направления Ярослава в психиатрическую клинику на обследование. Есть в этой характеристике и другие «настораживающие» воспитателей факты: «Упрям, свободолюбив, часто в разговоре с воспитателями говорит «я не обязан», «я не буду». Отказывается участвовать в общественной деятельности, вместо этого играет в футбол, ходит в бассейн».

Ярослав С. (бывший воспитанник Кондровского детского дома-школы):

«Меня отправили в психиатрическую клинику за плохое поведение. Нас оставили с воспитателем, который сам живёт в нашем детском доме, ему 23 года. Он пустил всех детей смотреть телевизор, даже маленьких, а меня не пустил. Я стал колотить в дверь, потом лёг на кровать и стал слушать музыку в наушниках. Тогда воспитатель ко мне подошёл, стащил с кровати и начал бить. Я с ним подрался. Через несколько дней после этого случая меня отвезли в психушку якобы проверить сердце, но я понял, что меня просто собираются закрыть и позвонил Наташе (опекун Ярослава, волонтер – прим.ред.)».

 В разговор вмешивается Наталья:

 «Ярославу давали труксал — лекарство, которое применяют при шизофрении. Помню, когда приезжала его навещать, он был совершенно заторможенным».

 «Мы почти все в психушке перебывали, — Ярик старательно перечисляет коллег по несчастью,- Глеб, Боря, Гнуся, Пашка, Дэнчик, Максим. Глеба забрали за то, что он напился. Гнусю за то, что воровал. Боря как-то разбил компьютер. Пашу маленького забирали за поведение. Он ругался на воспитателя матом».

Сейчас Ярослав живёт в семье, проходит практику в крупной иностранной компании, участвует в волонтёрской деятельности и готовится к поездке в Африку.

Виктор Алексеевич Красов, заведующий детским отделением Московского НИИ психиатрии:

«Нарушение поведения — это самое частое расстройство у детей. Нейролептики, такие как аминазин и галоперидол никто просто так, без показаний назначать не будет. Если аминазин назначается по показаниям, то никаких последствий нет. В мире аминазин по-прежнему используется только под другими названиями. Так что про запрет препарата в Европе — это сказки. Просто его редко сейчас применяют. Только для купирования тяжёлых психомоторных возбуждений. Галоперидол — это по-прежнему один из самых эффективных препаратов. Труксал — тоже нейролептик. Используют при тяжёлых психомоторных возбуждениях, нарушениях сна».

Соня А., волонтёр:

«Меня после открытой критики их руководства в Кондрово не пускают и категорически запрещают общаться с детьми, но я знаю, что этим летом там сорвали с лечения и отправили в психушку девочку Настю, только за то, что она поцеловала мальчика.

Это в первую очередь вопрос безопасности взрослого. Если сложный ребенок в психушке, то у воспитателя нет проблем. Надбавки идут, а решать поведенческие моменты не нужно. Если ребенок с диагнозом что-то украдёт или сбежит, то это спишется на диагноз, а не на профнепригодность воспитателей и директора. К словам таких детей тоже прислушиваться не обязательно, и любую жалобу на детский дом, можно аргументировать тем, что ребенок психически больной.

В психиатрической клинике можно дать взятку персоналу или принести им продукты с просьбой, чтобы конкретного ребенка не закалывали. Говорить о клиниках открыто волонтеры боятся и не хотят, потому что сейчас мы хотя бы можем ребятам помочь, пусть даже через взятку, чтобы их не закалывали до состояния овоща, если же начнутся проверки, то больницы останутся, а помочь станет не возможно».

Мы попросили прокомментировать слова Ярослава руководство Кондровского детского дома. Руководители в этом детском доме меняются регулярно, поэтому застать Алмазову Е.И. (директора, подписавшего ходатайство на направление в областную психиатрическую больницу Ярослава «за пристальный интерес к жизни ворон») мы не смогли. С должности её недавно сняли.

С нами разговаривала временно исполняющий обязанности директора Галина Николаевна Вакулина:

«Говорить о времени правления Алмазовой я не могу, но могу показать вам документы, обосновывающие помещение в психиатрическую клинику того или иного ребенка. Помещение в клинику — это не прерогатива детского дома — это решение психиатра областной больницы».

Формально, Галина Николаевна права: самостоятельно ни директор, ни воспитатель ребенка в психушку не упекут, но именно из детских домов пишутся ходатайства на имя врача, который, зачастую подрабатывает в этом же самом детском доме на полставки. Стандартное ходатайство выглядит так: «Руководство ГБОУ «Кондровский детский дом-школа» просит принять на обследование и лечение в психиатрическое отделение воспитанника детского дома …» Вместо «Кондровского» можно вставить любое название любого детского дома страны. Стоит ли говорить, что в 99% случаев к такой бумаге в больнице прислушиваются.

Сергей Кузнецов (выпускник Люберецкого детского дома):

«Нас сажали в автобус по 10-15 человек и увозили в психушку на профилактику. Я тоже был среди этих ребят. Часто, от количества выдаваемых нам лекарств я терял сознание, но пожаловаться было некому. Аминазин, фенозипам, помню, нам давали».

«А за что забирали?»

«У меня энурез. Никому не хотелось с нами возиться». 

 Илья (выпускник коррекционной школы-интерната №62):

«Меня три раза увозили в 6-ую психиатрическую больницу за поведение. Я сам виноват. Был маленьким, очень не любил, чтобы на меня кричали. Прятался в шкаф. Плакал всё время. В больнице меня держали по два-три месяца. Кололи галоперидол и анальгин… нет, как его, аминазин».

 На своей странице в социальных сетях Дмитрий Жданов опубликовал резонансную статью «Я видел земной ад». Бывший выпускник коррекционного интерната №62 делится с подписчиками леденящими душу воспоминания из детства. Рассказывает о тихом голубоглазом мальчике Лёше и поваре Дымове, который воспылал к Лёше отнюдь не отцовской любовью. Повара, по словам Леши, уволили по собственному желанию, дабы не портить «положительную характеристику заведения», а Алексея, по уже знакомому ходатайству администрации детского дома, отправили в психиатрическую больницу №6.

На фоне истории с Дымовым упомянутые в статье Дмитрия телевизоры от спонсоров («осевшие» у директора), мальчик, закрытый на ночь в шкафу, и поджог, устроенный сыном воспитателя, за который в психиатрическую клинику направили невиновного, кажутся среднестатистической прозой жизни детей-сирот.

Галина Павловна Бажанова (бывший директор школы-интерната №62) , заслуженный учитель России и директор коррекционной общеобразовательной школы-интерната №108 , ссылаясь на попечительский совет, от интервью отказалась, но в неформальной беседе, высказала своё мнение по поводу рассказов своих выпускников:

 «Этим детям никто не поверит! У них стоит диагноз олигофрения в стадии дебильности. Их показания даже в суде считаться достоверными не будут. Я за себя постоять сумею. Поговорите не только с волонтёрами, поговорите с психиатрами. Поднимите документы и поймёте, что всё было по правилам. И вообще, не случайно, что ни одного детского дома в России уже не осталось. Ушло сиротство в те времена, отдали их (сирот – прим.ред.) разным социальным учреждениям, пусть они ими и занимаются. Что касается повара Дымова, у меня работало много поваров, я всех не помню и помнить не обязана».

 Виктор Алексеевич Красов (заведующий детским отделением Московского НИИ Психиатрии):

«Такого диагноза, как олигофрения на сегодняшний день в России не существует, и ни один врач ни в одной больнице его поставить не может. Они его просто не зашифруют никак. Есть диагноз умственная отсталость». 

Владимир М. (выпускник специальной (коррекционной) школы-интерната №62):

«Дети уезжали в психушку адекватными, а возвращались толстыми и отрешёнными, разительно поглупевшими. Они отставали от учёбы и переводились на класс, а то и на два, ниже. Потом, если мы не попадаем на пожизненное в ПНИ (психоневрологический интернат), то с этими диагнозами нам просто нереально устроится на работу».

 Наталья Герасимова, волонтёр:

«Психиатрические лечебницы — это повсеместная практика. Наших ребят в детском доме в Кондрово периодически туда забирают «для профилактики». Тоже происходит и в других детских домах. У Димы Жданова есть история, я была свидетелем. Они боролись за девочку и после того, как вмешались волонтёры, девочку не отдали опекуну и до 18 лет держали в психушке. Девочка жаловалась на физическое насилие в детском доме, на то, что их бьют».

А вот выдержка из статьи в Livejournal автора Russiaforall:

«В 2009 году несколько сирот из города Кимовск Тульской области сбежали из детского дома к местному священнику. Они рассказали, что их отправляли в психиатрический стационар «за непослушание и в назидание другим». Экспертное заключение, проведенное в центре судебной психиатрии имени Сербского, показало, что они были «психически здоровы».

В 2010 году 20 из 72 детей-сирот из детского дома Комсомольска-на-Амуре были помещены в психиатрический стационар, где их подвергали лечению нейролептиками. Прокуратура города обнаружила, что все дети были помещены в стационар для лечения «эмоциональных расстройств» без обследования комиссией врачей-психиатров или судебного решения.

В селе Софьино Московской области психиатрической госпитализации и лечению в 2008—2011 годах подвергались 23 из 46 воспитанников, проживающих в местном детдоме».

Характерно, что ни одно из этих дел не дошло до суда и реальных приговоров. Все ограничивалось прокурорскими проверками.

Когда-то вице-премьер Ольга Голодец посмотрела фильм «Мама, я убью тебя» режиссера Елены Погребижской. Фильм этот режиссёр снимала четыре года в Колычевской спецшколе-интернате для детей с диагнозом «олигофрения в стадии дебильности», которого нигде в мире нет. Голодец была так впечатлена увиденным, что приказала подчиненным закачать фильм на «айпады» и обязательно посмотреть.

Среди прочих фильм посмотрел и директор интерната. Дети позвонили режиссёру и попросили больше не приезжать. Они рассказали, что интернат замучили комиссии, воспитатели отобрали у них вещи, привезённые спонсорами. Тогда же Голодец обещала установить жесточайший контроль за помещением ребенка в любое психиатрическое заведение.

Чем больше времени ребенок был в психиатрических лечебницах, тем выше вероятность, что после детского дома он попадёт в ПНИ (психоневрологический интернат). Такой человек будет получать пожизненную пенсию и не получит квартиры от государства.

С вопросом, как же возможно взять ситуацию с психиатрическими лечебницами под контроль, мы обратились к Елене Любовиной, директору фонда «Абсолют- помощь»:

«В этом году вводится программа государственных образовательных стандартов. Она включает в себя выстраивание индивидуального маршрута под каждого конкретного ребенка. То есть, каждого ребёнка ведет ряд специалистов, таких как социальный педагог, психолог, взрослый опекун. С учётом этого маршрута, определяются индивидуальные потребности человека. Выстраиваются совершенно иные поведенческие отношения педагогов и детей. Почему детский дом отправляет детей на «реабилитацию» к психиатру? Потому что педагоги не могут справиться с ребенком. В обычной школе, если ребенок, скажем, послал директора, вызывают родителей. В детских домах и интернатах вызывают врача как единственный карательный метод. При индивидуальном подходе к конкретному ребенку, закреплении за ним разноплановых специалистов, необходимость в карательной психиатрии сама собой отпадёт».

Меньшов Вадим Анатольевич (бывший директор коррекционной школы-интерната №8, основатель и директор учреждения нового типа для детей, оставшихся без попечения родителей «Наш Дом») предлагает свои методы решения вопроса:

«Карательная психиатрия» — это действительно большая проблема во многих заведениях. У себя мы стараемся свести помещение детей в больницу к минимуму. Например, на прошлой неделе ребенок кидался на другого воспитанника с ножом. Вы думаете, он в больнице? Нет, здесь, у меня. Кредо нашего заведения: у нас, в отличие от большинства детских домов нет штатного психиатра, у меня психиатр от ПНД №2. Важно, чтобы не у меня этот врач получал зарплату, и не я давал ему команды. У меня психиатр — мама ребенка инвалида. Она не ориентирована на госпитализацию и использует ее только в исключительных случаях. Убрать психиатров из штата детских домов — один из методов контроля за помещением детей в психиатрические клиники».

В фильме Погребижской воспитанники Колычёвского интерната делятся своими мечтами: Настя хочет выучиться на доктора, её подруга на дизайнера, мальчик Саша пойти в армию, десантником. Они пока не знают, что многие профессии будут им не доступны. На пути к мечте встал «удобный» диагноз, время без обучения, потерянное на «профилактике» в психушке и специальная «коррекционная» программа, следуя которой, в 12 лет совсем не глупые подростки зубрят таблицу умножения.

Мы очень надеемся, что инициативы немногих неравнодушных будут услышаны и приняты к сведению, а такая обыденная «карательная психиатрия» вскоре превратится в «страшилку» из прошлого.