Вам уже есть 18 лет?

Нет Да
Сообщить о коррупции
Сообщить о коррупции 18+

«Карательная психиатрия»: кому выгодна нация «олигофренов»?

11.10.2016 / 14:25 Подробности

«Наших детей отправляют в психиатрические больницы, списывают как ненужный хлам, который портит репутацию детского дома. Этих детей заколют препаратами, и они сами поверят в то, что они сумасшедшие. Таких безгласных детей сотни. Идти против системы бесполезно», — это крик о помощи в соцсети. Кричат волонтёры. Государство корректно закрывает глаза «на особенности системы» и расформировывает детские дома, преобразуя их в коррекционные школы. Директора остаются прежние.

Постояльцы Кондровского детского дома-школы больше всего на свете боятся ни побоев, а госпитализаций. «Профилактика» в психиатрической клинике — обычная воспитательная практика в российских детских домах. Поводы самые тривиальные: прогулял школу, нецензурно выразился, грозил самоубийством, стащил в магазине шоколадку.

Дмитрий Жданов, выпускник специальной (коррекционной) школы-интерната №62, основатель организации «Трудёнок»:

Дмитрий Жданов
Дмитрий Жданов

«В наших детских домах «карательная психиатрия»- самое распространённое наказание. Моего одноклассника отправили в психиатрическую клинику только за то, что на прогулке он отбился от группы. На основании этого воспитателем была написана характеристика-докладная, и ребёнок направлен на лечение.

Страшно, что под вымышленными диагнозами детей закалывают галоперидолом, аминазином, пичкают труксалом».

Аминазин- сильнейший нейролептик, который наряду с препаратом «галоперидол» применялся еще во времена СССР для усмирения диссидентов. От аминазина в первые дни его приема может развиться нейролептический синдром — состояние, когда человек равнодушен ко всему, появляются сонливость, повышенная утомляемость, депрессия. Инъекции препарата очень болезненны. Одно из тяжелейших последствий — непрекращающийся тремор, а также расслабление или сковывание мышц тела, которые человек не может контролировать. Аминазин вносит дисбаланс во все системы организма, последствия его приема могут не исчезать годами.

Специальная (коррекционная) школа интернат №62
Специальная (коррекционная) школа интернат №62

Ярослав С. на диссидента не похож. Не похож он и на буйного психа. В Кондровский детский дом-школу Ярик поступил психически здоровым (об этом свидетельствует выписка из его медицинской карты), а ровно через два года, видимо, свихнулся и начал «прогуливать учёбу и смотреть на ворон». «Смотреть на ворон»- это цитата из характеристики, написанной в детском доме для направления Ярослава в психиатрическую клинику на обследование. Есть в этой характеристике и другие «настораживающие» воспитателей факты: «Упрям, свободолюбив, часто в разговоре с воспитателями говорит «я не обязан», «я не буду». Отказывается участвовать в общественной деятельности, вместо этого играет в футбол, ходит в бассейн».

Ярослав С. (бывший воспитанник Кондровского детского дома-школы):

Наталья Герасимова, волонтёр
Наталья Герасимова, волонтёр

«Меня отправили в психиатрическую клинику за плохое поведение. Нас оставили с воспитателем, который сам живёт в нашем детском доме, ему 23 года. Он пустил всех детей смотреть телевизор, даже маленьких, а меня не пустил. Я стал колотить в дверь, потом лёг на кровать и стал слушать музыку в наушниках. Тогда воспитатель ко мне подошёл, стащил с кровати и начал бить. Я с ним подрался. Через несколько дней после этого случая меня отвезли в психушку якобы проверить сердце, но я понял, что меня просто собираются закрыть и позвонил Наташе (опекун Ярослава, волонтер – прим.ред.)».

 В разговор вмешивается Наталья:

 «Ярославу давали труксал — лекарство, которое применяют при шизофрении. Помню, когда приезжала его навещать, он был совершенно заторможенным».

 «Мы почти все в психушке перебывали, — Ярик старательно перечисляет коллег по несчастью,- Глеб, Боря, Гнуся, Пашка, Дэнчик, Максим. Глеба забрали за то, что он напился. Гнусю за то, что воровал. Боря как-то разбил компьютер. Пашу маленького забирали за поведение. Он ругался на воспитателя матом».

Сейчас Ярослав живёт в семье, проходит практику в крупной иностранной компании, участвует в волонтёрской деятельности и готовится к поездке в Африку.

Ярик С. получает диплом о прохождении практики в международной компании
Ярик С. получает диплом о прохождении практики в международной компании

Виктор Алексеевич Красов, заведующий детским отделением Московского НИИ психиатрии:

«Нарушение поведения — это самое частое расстройство у детей. Нейролептики, такие как аминазин и галоперидол никто просто так, без показаний назначать не будет. Если аминазин назначается по показаниям, то никаких последствий нет. В мире аминазин по-прежнему используется только под другими названиями. Так что про запрет препарата в Европе — это сказки. Просто его редко сейчас применяют. Только для купирования тяжёлых психомоторных возбуждений. Галоперидол — это по-прежнему один из самых эффективных препаратов. Труксал — тоже нейролептик. Используют при тяжёлых психомоторных возбуждениях, нарушениях сна».

Соня А., волонтёр:

«Меня после открытой критики их руководства в Кондрово не пускают и категорически запрещают общаться с детьми, но я знаю, что этим летом там сорвали с лечения и отправили в психушку девочку Настю, только за то, что она поцеловала мальчика.

Это в первую очередь вопрос безопасности взрослого. Если сложный ребенок в психушке, то у воспитателя нет проблем. Надбавки идут, а решать поведенческие моменты не нужно. Если ребенок с диагнозом что-то украдёт или сбежит, то это спишется на диагноз, а не на профнепригодность воспитателей и директора. К словам таких детей тоже прислушиваться не обязательно, и любую жалобу на детский дом, можно аргументировать тем, что ребенок психически больной.

оспитанник Колычевской спецшколы-интерната Сашка (кадр из фильма Елены Погребижской )
оспитанник Колычевской спецшколы-интерната Сашка (кадр из фильма Елены Погребижской )

В психиатрической клинике можно дать взятку персоналу или принести им продукты с просьбой, чтобы конкретного ребенка не закалывали. Говорить о клиниках открыто волонтеры боятся и не хотят, потому что сейчас мы хотя бы можем ребятам помочь, пусть даже через взятку, чтобы их не закалывали до состояния овоща, если же начнутся проверки, то больницы останутся, а помочь станет не возможно».

Мы попросили прокомментировать слова Ярослава руководство Кондровского детского дома. Руководители в этом детском доме меняются регулярно, поэтому застать Алмазову Е.И. (директора, подписавшего ходатайство на направление в областную психиатрическую больницу Ярослава «за пристальный интерес к жизни ворон») мы не смогли. С должности её недавно сняли.

С нами разговаривала временно исполняющий обязанности директора Галина Николаевна Вакулина:

«Говорить о времени правления Алмазовой я не могу, но могу показать вам документы, обосновывающие помещение в психиатрическую клинику того или иного ребенка. Помещение в клинику — это не прерогатива детского дома — это решение психиатра областной больницы».

Формально, Галина Николаевна права: самостоятельно ни директор, ни воспитатель ребенка в психушку не упекут, но именно из детских домов пишутся ходатайства на имя врача, который, зачастую подрабатывает в этом же самом детском доме на полставки. Стандартное ходатайство выглядит так: «Руководство ГБОУ «Кондровский детский дом-школа» просит принять на обследование и лечение в психиатрическое отделение воспитанника детского дома …» Вместо «Кондровского» можно вставить любое название любого детского дома страны. Стоит ли говорить, что в 99% случаев к такой бумаге в больнице прислушиваются.

SCN_0010 (1)Сергей Кузнецов (выпускник Люберецкого детского дома):

«Нас сажали в автобус по 10-15 человек и увозили в психушку на профилактику. Я тоже был среди этих ребят. Часто, от количества выдаваемых нам лекарств я терял сознание, но пожаловаться было некому. Аминазин, фенозипам, помню, нам давали».

«А за что забирали?»

«У меня энурез. Никому не хотелось с нами возиться». 

 Илья (выпускник коррекционной школы-интерната №62):

«Меня три раза увозили в 6-ую психиатрическую больницу за поведение. Я сам виноват. Был маленьким, очень не любил, чтобы на меня кричали. Прятался в шкаф. Плакал всё время. В больнице меня держали по два-три месяца. Кололи галоперидол и анальгин… нет, как его, аминазин».

 На своей странице в социальных сетях Дмитрий Жданов опубликовал резонансную статью «Я видел земной ад». Бывший выпускник коррекционного интерната №62 делится с подписчиками леденящими душу воспоминания из детства. Рассказывает о тихом голубоглазом мальчике Лёше и поваре Дымове, который воспылал к Лёше отнюдь не отцовской любовью. Повара, по словам Леши, уволили по собственному желанию, дабы не портить «положительную характеристику заведения», а Алексея, по уже знакомому ходатайству администрации детского дома, отправили в психиатрическую больницу №6.

Кадр из фильма Елены Погребижской "Мама, я убью тебя"
Кадр из фильма Елены Погребижской «Мама, я убью тебя»

На фоне истории с Дымовым упомянутые в статье Дмитрия телевизоры от спонсоров («осевшие» у директора), мальчик, закрытый на ночь в шкафу, и поджог, устроенный сыном воспитателя, за который в психиатрическую клинику направили невиновного, кажутся среднестатистической прозой жизни детей-сирот.

Галина Павловна Бажанова (бывший директор школы-интерната №62) , заслуженный учитель России и директор коррекционной общеобразовательной школы-интерната №108 , ссылаясь на попечительский совет, от интервью отказалась, но в неформальной беседе, высказала своё мнение по поводу рассказов своих выпускников:

 «Этим детям никто не поверит! У них стоит диагноз олигофрения в стадии дебильности. Их показания даже в суде считаться достоверными не будут. Я за себя постоять сумею. Поговорите не только с волонтёрами, поговорите с психиатрами. Поднимите документы и поймёте, что всё было по правилам. И вообще, не случайно, что ни одного детского дома в России уже не осталось. Ушло сиротство в те времена, отдали их (сирот – прим.ред.) разным социальным учреждениям, пусть они ими и занимаются. Что касается повара Дымова, у меня работало много поваров, я всех не помню и помнить не обязана».

 Виктор Алексеевич Красов (заведующий детским отделением Московского НИИ Психиатрии):

«Такого диагноза, как олигофрения на сегодняшний день в России не существует, и ни один врач ни в одной больнице его поставить не может. Они его просто не зашифруют никак. Есть диагноз умственная отсталость». 

Владимир М. (выпускник специальной (коррекционной) школы-интерната №62):

«Дети уезжали в психушку адекватными, а возвращались толстыми и отрешёнными, разительно поглупевшими. Они отставали от учёбы и переводились на класс, а то и на два, ниже. Потом, если мы не попадаем на пожизненное в ПНИ (психоневрологический интернат), то с этими диагнозами нам просто нереально устроится на работу».

 Наталья Герасимова, волонтёр:

«Психиатрические лечебницы — это повсеместная практика. Наших ребят в детском доме в Кондрово периодически туда забирают «для профилактики». Тоже происходит и в других детских домах. У Димы Жданова есть история, я была свидетелем. Они боролись за девочку и после того, как вмешались волонтёры, девочку не отдали опекуну и до 18 лет держали в психушке. Девочка жаловалась на физическое насилие в детском доме, на то, что их бьют».

А вот выдержка из статьи в Livejournal автора Russiaforall:

Кадр из фильма Елены Погребижской "Мама, я убью тебя"
Кадр из фильма Елены Погребижской «Мама, я убью тебя»

«В 2009 году несколько сирот из города Кимовск Тульской области сбежали из детского дома к местному священнику. Они рассказали, что их отправляли в психиатрический стационар «за непослушание и в назидание другим». Экспертное заключение, проведенное в центре судебной психиатрии имени Сербского, показало, что они были «психически здоровы».

В 2010 году 20 из 72 детей-сирот из детского дома Комсомольска-на-Амуре были помещены в психиатрический стационар, где их подвергали лечению нейролептиками. Прокуратура города обнаружила, что все дети были помещены в стационар для лечения «эмоциональных расстройств» без обследования комиссией врачей-психиатров или судебного решения.

В селе Софьино Московской области психиатрической госпитализации и лечению в 2008—2011 годах подвергались 23 из 46 воспитанников, проживающих в местном детдоме».

Характерно, что ни одно из этих дел не дошло до суда и реальных приговоров. Все ограничивалось прокурорскими проверками.

Когда-то вице-премьер Ольга Голодец посмотрела фильм «Мама, я убью тебя» режиссера Елены Погребижской. Фильм этот режиссёр снимала четыре года в Колычевской спецшколе-интернате для детей с диагнозом «олигофрения в стадии дебильности», которого нигде в мире нет. Голодец была так впечатлена увиденным, что приказала подчиненным закачать фильм на «айпады» и обязательно посмотреть.

Среди прочих фильм посмотрел и директор интерната. Дети позвонили режиссёру и попросили больше не приезжать. Они рассказали, что интернат замучили комиссии, воспитатели отобрали у них вещи, привезённые спонсорами. Тогда же Голодец обещала установить жесточайший контроль за помещением ребенка в любое психиатрическое заведение.

Чем больше времени ребенок был в психиатрических лечебницах, тем выше вероятность, что после детского дома он попадёт в ПНИ (психоневрологический интернат). Такой человек будет получать пожизненную пенсию и не получит квартиры от государства.

С вопросом, как же возможно взять ситуацию с психиатрическими лечебницами под контроль, мы обратились к Елене Любовиной, директору фонда «Абсолют- помощь»:

«В этом году вводится программа государственных образовательных стандартов. Она включает в себя выстраивание индивидуального маршрута под каждого конкретного ребенка. То есть, каждого ребёнка ведет ряд специалистов, таких как социальный педагог, психолог, взрослый опекун. С учётом этого маршрута, определяются индивидуальные потребности человека. Выстраиваются совершенно иные поведенческие отношения педагогов и детей. Почему детский дом отправляет детей на «реабилитацию» к психиатру? Потому что педагоги не могут справиться с ребенком. В обычной школе, если ребенок, скажем, послал директора, вызывают родителей. В детских домах и интернатах вызывают врача как единственный карательный метод. При индивидуальном подходе к конкретному ребенку, закреплении за ним разноплановых специалистов, необходимость в карательной психиатрии сама собой отпадёт».

Меньшов Вадим Анатольевич (бывший директор коррекционной школы-интерната №8, основатель и директор учреждения нового типа для детей, оставшихся без попечения родителей «Наш Дом») предлагает свои методы решения вопроса:

Вадим Анатольевич Меньшов (источник: rusplt.ru)
Вадим Анатольевич Меньшов (источник: rusplt.ru)

«Карательная психиатрия» — это действительно большая проблема во многих заведениях. У себя мы стараемся свести помещение детей в больницу к минимуму. Например, на прошлой неделе ребенок кидался на другого воспитанника с ножом. Вы думаете, он в больнице? Нет, здесь, у меня. Кредо нашего заведения: у нас, в отличие от большинства детских домов нет штатного психиатра, у меня психиатр от ПНД №2. Важно, чтобы не у меня этот врач получал зарплату, и не я давал ему команды. У меня психиатр — мама ребенка инвалида. Она не ориентирована на госпитализацию и использует ее только в исключительных случаях. Убрать психиатров из штата детских домов — один из методов контроля за помещением детей в психиатрические клиники».

В фильме Погребижской воспитанники Колычёвского интерната делятся своими мечтами: Настя хочет выучиться на доктора, её подруга на дизайнера, мальчик Саша пойти в армию, десантником. Они пока не знают, что многие профессии будут им не доступны. На пути к мечте встал «удобный» диагноз, время без обучения, потерянное на «профилактике» в психушке и специальная «коррекционная» программа, следуя которой, в 12 лет совсем не глупые подростки зубрят таблицу умножения.

Мы очень надеемся, что инициативы немногих неравнодушных будут услышаны и приняты к сведению, а такая обыденная «карательная психиатрия» вскоре превратится в «страшилку» из прошлого.

Самые свежие новости на нашем Яндекс.Дзен канале