Будет ли отсрочка приговора для одиноких отцов?

В Первое Антикоррупционное СМИ, в рубрику «Сообщить о коррупции», поступило сообщение от Михаила Либченко, жителя города Волгоград, отбывающего наказание в местах лишения свободы. По словам заявителя, следствие сфабриковало уголовное дело против него и обвинило его в грабеже и ношении огнестрельного оружия. В итоге Михаила осудили на семь лет строгого режима.Михаил хочет попросить у суда отсрочку исполнения наказания, так как является единственным родителем трехлетнего ребенка-инвалида. Практика отсрочки часто применяется для женщин. Но для мужчин никогда.

ПАСМИ размещает обращение. Текст приводится в авторской редакции.

«Уважаемая редакция «ПАСМИ», я, Михаил Либченко, обращаюсь с просьбой опубликовать статью по моему делу, так как считаю, что огласка изложенных фактов может  послужить поводом для вынесения справедливого решения.

10.11.2014 г. я был арестован сотрудникам ОП-3 г. Волгограда и обвинен в совершении вооружённого разбоя в квартире, расположенной на 8-м этаже. По версии полицейских, я силой тащил против её воли потерпевшую Незгуренко Е. Г. с этой квартиры к выходу из подъезда против её воли, в то время, как она, якобы, упиралась и звала на помощь. «Дотащил» её до 3-го этажа и был задержан, по факту в подозрении в похищении человека. Однако после того, как была произведена процессуальная проверка, в возбуждении уголовного дела по ст.126 УК РФ («Похищение человека») было отказано из-за того, что сама  потерпевшая на допросе пояснила что из квартиры вышла добровольно, решив меня проводить.

Тем не менее в приговоре, по которому я отбываю наказание по ст.162 и ч.1 ст. 222 УК РФ («Разбой», «Незаконные приобретение, передача, сбыт, хранение, перевозка или ношение огнестрельного оружия»), версия о том, что я тащил её из квартиры против её воли осталась, и принятые показания, на основании которых отказали в возбуждении дела по ст.126 УК РФ не приняли во внимание по другому обвинению. Также Незгуренко Е. Г. в своём заявлении пыталась обвинить меня в том, что я отнял у неё мобильное устройство Айфон 5, но в показаниях умолчала об этом. На суде, когда ей не был задан конкретный вопрос, для чего она придумала существование этого устройства, она пояснила, что нашла его позже под своим одеялом и забыла сказать об этом.

Факт вызова полиции именно второй потерпевшей Поповой установлен рапортом ОД по ОП-3 и сообщением оператора 02 ГУМВД по Волгоградской области. При этом в её заявлении и везде указан один и тот же номер мобильного телефона. Попова и в своих показаниях, и на следствии, и на суде подтверждает принадлежность этого номера и факт вызова полиции, а также заявляет, что телефон никому не давала и с ним не расставались. Вот тут и возникает вопрос, а как установить, откуда именно она вызвала полицию? Ведь с помощью биллинга от сотового оператора можно установить, где находился абонент, но в запросе биллинга было отказано и на следствии и на суде. Ведь все прекрасно понимают, что данные биллинга будут основанием для возбуждения уголовных дел против самой Поповой за заведомо ложный донос (до 3 лет), против Незгуренко за заведомо ложные показания (до5лет), против следователя за фальсификацию доказательств и т.д. (до 5 лет) и даже против судьи Дзержинского райсуда г. Волгограда за заведомо несправедливый приговор.

Меня же эти данные оправдывают полностью, так как невозможно совершить разбой против лица, которого на месте разбоя не было.

Теперь немного о материалах уголовного дела. Согласно протоколу осмотра места происшествия (ОМП), в кухне квартиры на столе обнаружена бутылка, с которой сняты отпечатки пальцев. Бутылка не изъята, да и как возможно изъятие, если на фотографии к протоколу ОМП бутылки нет. Далее белый конверт отпечатанный печатью 60 и тремя подписями передаётся следователем Пиранишвили эксперту, но уже голубого цвета, без печати и подписей, но уже с пояснительным текстом. Эксперт, проведя экспертизу запечатывает липкую ленту с отпечатками и обрывками старого конверта в свой белый конверт с биркой. Следователь, получив его, назначает дополнительную экспертизу и направляет эксперту снова голубой конверт с пояснительным текстом. Эксперт получает почему-то свой конверт, отправленный им же ранее и, проведя экспертизу, снова направляет следователю, а следователь не может провести осмотр предметов, поступивших с экспертизы так как их нет, отпечатки потеряны. Поэтому их и не смогли признать постановлением как вёщдок и не смогли приобщить к материалам дела опять же постановлением. Про них просто более не упоминается и лишь на суде, при запросе доставки вещественных доказательств для исследования, который был удовлетворен, их не доставили, о чём благополучно и промолчали. При этом вещественное доказательство «отпечатки пальцев» легли в основу обвинения, как подтверждающие мою вину. Напомню, согласно УПК РФ в основу обвинительного приговора могут лечь только те доказательства, которые были исследованы в суде. В основу моего приговора легли отпечатки пальцев, которые были обнаружены на неизвестной и неизъятой бутылке, которые постоянно меняли описание своей упаковки при передаче от лица к лицу и которые, в конце концов, не смогли представить в суд.

Согласно тому же протоколу ОМП от 10.11.2014 г. на площадке 3-го этажа (того же подъезда, где находится квартира, где якобы произошёл разбой) был обнаружен, изъят и упакован в коробку револьвер. Согласно постановлению следователя Пиранишвили от 10.11.2014 г. о проведении баллистической экспертизы, оружие передаётся эксперту. Согласно экспертизе эксперт получает коробку, по внешнему и внутреннему описанию ту же, что и коробка, которая упаковывалась при производстве ОМП. В ней находится револьвер. После производства экспертизы револьвер упаковывается в ту же коробку и, так как целостность упаковки была нарушена, то эксперт опечатывает её своей печатью ЭКЦ 15/2. После этого коробка с револьвером вместе с заключением эксперта направляется следователю. 11.11.2014 г. эксперт, ссылаясь на то же постановление следователя, получает коробку, целостность которой не нарушена, то есть по описанию это та коробка, что была упакована при ОМП. И т.к. на ней нет печати ЭКЦ15/2, то вывод напрашивается сам —  это вторая коробка! Открыв её, эксперт обнаруживает в ней патроны. После производства экспертизы коробка упаковывается, на ней ставится печать ЭКЦ15/2, и она направляется следователю.

Вот тут и начинаются вопросы. Согласно протоколу ОМП патроны изъяты не были. Это подтверждают и фотографии с ОМП, на которых патронов нет и то, что коробка была одна и с револьвером. Согласно постановлению следователя о назначении баллистики эксперту было направлено изъятое оружие и всё, ни о каких боеприпасах речи не было. Согласно заключению эксперта от 10.11.14 г. при осмотре коробки обнаружен револьвер, при осмотре револьвера патроны не обнаружены. Так откуда взялись патроны? Этот вопрос остаётся без ответа до сих пор.

Но дальше больше. Согласно заключениям эксперта, с экспертизы вышло 2 коробки: одна с орудием, вторая с патронами. Но, согласно протоколу осмотра предметов от 20.11.2014 г., который следователь Пиранишвили проводил единолично, осмотрена лишь одна коробка, в которой обнаружены револьвер и патроны находящиеся в пакете!

Более того, согласно закону, по постановлению следователя может проводиться лишь одна экспертиза, но никак ни две. Согласно ответу от ВРИО начальника ЭКЦ при ГУМВД по Волгоградской области в постановлении следователя содержалось разрешение на производство двух экспертиз по постановлению. Но в постановлении следователя, представленного в материалах уголовного дела нет такого разрешения, выходит и постановление следователя о производстве баллистической экспертизы от 10.11.2014 г. тоже «левое». Вывод: пистолет, с которого даже и не пытались снять отпечатки пальцев, постоянно переупаковывают, как и патроны и их происхождение неизвестно.

10.11.2014г. следователь Пиранишвили создал постановление о возбуждении уголовного дела по ч. 2 ст.162 УК РФ указав в нем что в 3:00 часов было совершенно преступление, при этом были похищены деньги и преступник скрылся. Фальсификация данного постановления, а это первый и самый основной документ, состоит в том, что в материалах проверки лишь одно лицо указало те данные, которые должны были попасть в постановление, Незгуренко указала в своём заявлении, что преступник прибыл в 4:30 часов, похищены были не только деньги, но и Айфон 5, а так же то, что преступник был задержан полицией. Для чего следователь изменил время, скрыл не только задержание, но и факт кражи Аайфона 5, не понятно, ведь кража, это преступление, которое надо расследовать.

Более того, и экспертизы и протокол осмотра предметов, и допрос свидетелей полицейских и потерпевших явились доказательствами моей вины по ч. 1 ст.222 УК РФ, но добыты-то они были до возбуждения уголовного дела по этой статье и, соответственно, до предъявления мне обвинения. Из этого следует что следователь собирал и закреплял доказательства по не возбужденному делу в рамках вообще другого уголовного дела тайно и не гласно, при этом нарушая мои законные права на защиту, как субъекта преступления. При всем этом самого постановления о возбуждении уголовного дела от 03.12.2014 г. по ч. 1 ст. 222 УК РФ в материалах уголовного дела нет.

Протокол допроса Поповой М. М. От 12.01.2015 г. состоит из 3-х листов, но 3-й лист от допроса того же лица но вот только от 10.12.2014 г. А вот в самих материалах уголовного дела в данное время 3-й лист этого протокола подделан с максимальной небрежностью и ошибкой, то есть число 10.12.2014 г. прописанное капиллярной гелиевой ручкой стерто не полностью, 10.12 стерто почти до дырки и написано шариковой фиолетовой ручкой 12.01., но год остался прописан 2014 г. Более того, данный допрос явился поводом для вынесения постановления об уточнении времени совершения преступления от 15.01.2015 с 3:00 на 4:45 часов. Согласно ст.73 УПК РФ время это одно из главных и самое первое обстоятельство подлежащее доказыванию.

По всем этим фактам я обратился с официальным заявлением в СК по Волгоградской области. Мои заявления были перенаправлены по территориальности в СО по Дзержинскому району СК по г. Волгограду полковнику Мальтсагову. Согласно ст.151 УПК РФ «О подследственности», такие заявления рассматриваются только в Следственном Комитете, но Мальтсагов решил иначе и перенаправил мои заявления прокурору Дзержинского района г. Волгограда Яковлеву, который разобравшись, вынес решение отказать, так как не имел право выносить подобного решения, как и Мальтсагов не имел права передавать прокурору эти материалы. Соответственно я подал заявления снова в СК области, но к 6 заявлениям о действиях следователя добавил ещё два, на Мальтсагова и Яковлева, но мои заявления опять были направлены Мальтсагову. Он в свою очередь, понимая, что ему нельзя начинать проверку, но требуется вынести решение не смог придумать ничего лучше, как вынести «постановление об отказе в приёме сообщения о преступлении». Такой формы постановления нет!

У меня на свободе осталась малолетняя дочь инвалид детства. Её мать лишена родительских прав, я один занимался её воспитанием. Девочке нужен отец, который заботится о своём ребёнке. Это не только моя обязанность но и моё право гарантированное мне Конституцией РФ. Но вместо этого мне приходится уже третий год доказывать что я не мог совершить преступление, за которое отбываю срок. Очень прошу всех неравнодушных людей обратить внимание на мою ситуацию».