Галина Тарасова: «Прокуратура не может защитить прокурора, заявившего о коррупции»

Согласно новому законопроекту о защите заявителей о коррупции, на страже интересов лиц, сообщающих о коррупции, будет стоять прокурор. А как быть, если суть заявления — коррупция в Генеральной прокуратуре? Гость ПАСМИ — бывший старший прокурор отдела Генпрокуратуры, кандидат юридических наук Галина Тарасова — оказалась именно в такой ситуации. Галина Тарасова была уволена после того, как вскрыла работу «мертвых душ» в надзорном ведомстве. В эксклюзивном интервью ПАСМИ экс-сотрудник рассказала, как нарушают закон в самой Генеральной прокуратуре, легко ли быть честным («несвоим») прокурором и почему нашумевший законопроект о защите заявителей о коррупции не сможет этих заявителей защитить.

ПАСМИ: О каких проявлениях коррупции в Генпрокуратуре сообщали Вы и с чем столкнулись как заявитель?

Галина Тарасова: В управлении по надзору за расследованием особо важных дел Генпрокуратуры сформировалась коррупционная схема. Коррупция состояла в незаконном расходовании бюджетных денег на оплату труда так называемым «мертвым душам». Отдельные сотрудники Генпрокуратуры периодически отсутствовали на работе, но в табелях учета рабочего времени им ставили рабочие дни. Они получали зарплату, размер которой, кстати, далеко не копеечный. Эти же лица совершали другие нарушения, в том числе при надзоре за расследованием уголовных дел. В результате под стражей оказывались невиновные, уходили от ответственности виновные в преступлениях, объективного надзора за уголовными делами не происходило, что указывало на коррупционную составляющую в их действиях.

Для сокрытия происходящего должностными лицами Генпрокуратуры даны свои, экзотические, оценки описанной ситуации, которые, кстати, не без влияния ее административного ресурса поддержали Тверской и Басманный (районные) суды г. Москвы и Московский городской суд. Таким образом, заявления о коррупции были интерпретированы в заявления о специфических трудовых отношениях прокурорских работников. То, что в законе страны и в любом цивилизованномгосударстве является мошенничеством, у отечественных прокуроров стало трудовыми отношениями.

Насколько мне известно, история «мертвых душ» в управлении по надзору за расследованием особо важных дел Генпрокуратуры продолжилась и после моего увольнения.

Между тем расхищение бюджетных денег путем оплаченных прогулов подтвердить можно элементарно. У людей, отсутствовавших на работе, отмечено в табелях по восемь часов рабочего времени, но в эти дни не было исполненных ими документов, проходящих в Генпрокуратуре электронную регистрацию, не найти документов об их командировании, не обнаружить входящих или исходящих звонков по служебным телефонам. А их переговоры по личным мобильным телефонам могли фиксироваться по месту жительства, в других городах, за границей, но только не в месте расположения здания прокуратуры, судов, Следственного комитета, где они должны были выполнять служебные обязанности. Получить подтверждающие это документы оперативно-следственным путем труда не составляет. В конце концов, были очевидцы, на которых в экстренном порядке перекладывалась работа этих персонажей.

Вообще, уже несколько лет в управлении по надзору за расследованием особо важных дел Генпрокуратуры махровым цветом процветают коррупция и дискриминация профессионалов. Выражается она в следующем. Лицам, без уважительных причин не появляющимся на службе, платят повышенные доплаты за напряженность и сложность работы. А тем, на кого перекладывают их работу во время их отсутствия, доплаты устанавливают пониженные. Сотрудники Генпрокуратуры, из года в год работающие с массой секретной документации, положенных доплат за работу с ней не получают. А те, кто с ней не работает, эти доплаты получают.

Деятели, надзирающие за уголовными делами так, что по ним оправдывают невиновных, либо возвращают дела из суда в связи с нарушениями закона, регулярно получают премии и поощрения. А сотрудники, придерживающиеся в работе закона, а уж тем более те, кто препятствует взяточничеству, депремируются по надуманным основаниям вплоть до снижения премий за несуществующие опечатки в несуществующих документах, подвергаются постоянному давлению, созданию условий работы, вынуждающих к увольнению со службы.

ПАСМИ: Понесли ли наказание те лица, незаконную деятельность которых вы вскрыли?

Галина Тарасова: Жадность до чужого добра и желание транжирить бюджетные деньги доходили до поразительной мелочности. Две сотрудницы управления по надзору за расследованием особо важных дел Наталья Бондарева и Виктория Жукова несколько лет подряд в личных целях использовали служебные телефоны: они звонили родственникам в Сибирь и Алтайский край.

По результатам проверки они соизволили возместить потраченное. Но, судя по всему, если бы эта информация не раскрылась, они спокойно продолжали бы подобным образом транжирить бюджетные деньги. Руководство ограничилось профилактической беседой с ними. Но дело, пожалуй, не столько в наглости этих особ, сколько в том, что за законностью в стране надзирают люди с таким, мягко говоря, деградированным уровнем правосознания.

Эти сотрудницы Генпрокуратуры объяснили причину своих действий «конкретными обстоятельствами личного и семейного характера». Иными словами, у прокуроров была личная и семейная необходимость транжирить бюджетные деньги и экономить за их счет свои – при далеко не нищенской зарплате.

Вспомним недавно прозвучавшую в СМИ историю о том, как итальянская актриса Орнелла Мутти была привлечена к ответственности за то, что в оправдание своего отсутствия на работе она предъявила в театре больничный. Но затем обнаружилось, что документ «липовый», и актриса была здорова. За противоправное поведение даму подвергли наказанию. А теперь пример из российской действительности. Однажды уже названная сотрудница Генпрокуратуры Виктория Жукова отсутствовала на работе по болезни, после чего ее покровитель начальник управления Игорь Мясников разрешил ей не сдавать больничный лист, дабы не потерять разницы в оплате больничного и фактически отработанного времени. Однако управление кадров Генпрокуратуры затруднилось проверить эту ситуацию на предмет мошенничества, сославшись на недостаток информации. То есть, в Италии на известную всему миру актрису Орнеллу Мутти закон распространяется, причем вне зависимости от того, дружит ли она с генералами из правоохранительных органов или нет. А в России на рядового прокурора Генпрокуратуры Викторию Жукову, приятельницу прокурорского генерала Игоря Мясникова, закон не распространяется.

ПАСМИ: Каково Ваше мнение о законопроекте, посвященном защите заявителей о коррупции?

Галина Тарасова: Этот законопроект был разработан во исполнение положений Указа Президента РФ № 309 от 2 апреля 2013 г. «О мерах по реализации отдельных положений Федерального закона «О противодействии коррупции».

Хочу отметить, что за более чем двухлетний период действия Указа я не слышала о случаях, когда на основании его положений были бы реально защищены права заявителей о фактах коррупции в госструктурах. Положения Указа о защите заявителей о коррупции оказались декларативными и недействующими, что произошло из-за его несоблюдения и искаженного толкования контрольно-надзорными органами и судами. Следует ожидать, что та же участь постигнет и закон, принятый во исполнение положений названного Указа.

Если предметно анализировать законопроект, посвященный защите заявителей о коррупции, то его положения выглядят поверхностными и непродуманными.

За соблюдением требований к служебному поведению и урегулированием конфликта интересов следят специальные комиссии. Они же уже уполномочены Указом, и это воспроизводится и развивается в законопроекте, рассматривать вопросы, связанные с дисциплинарным преследованием заявителей о коррупции. Так вот объективность и независимость работы таких комиссий кажется спорной. Судите сами: в госструктурах эти комиссии состоят из лиц, подчиненных работодателю. А если он заинтересован в сокрытии фактов коррупции в своем ведомстве? В том, чтобы не выносить сор из избы? В том, чтобы начать дисциплинарное преследование заявившего о коррупции сотрудника, чтобы запугать его, заставить замолчать, отказаться от заявлений.

Кроме того, в заседании таких комиссий предусмотрено участие прокурора, но это слабая гарантия независимости работы комиссий. А как быть, если, например, это комиссия самой прокуратуры и заявитель о факте коррупции в своем ведомстве прокурор?! А если это судья заявил о фактах коррупции в судебной системе? В моем случае сфабрикованные основания для дисциплинарного преследования не рассматривались такой комиссией, то есть положения Указа были попросту проигнорированы.

Нарекание вызывает и волокита с разработкой законопроекта о защите заявителей о коррупции, который планируется принять только в 2016 году. Напомню, что Президентский Указ, предписывающий формирование законодательной базы в этой части датирован 2013 годом.

ПАСМИ: Можно ли в реальности защитить заявителей о фактах коррупции в сфере госслужбы?

Галина Тарасова: Интересно, что вопрос о реабилитации заявителей о коррупции, уже подвергшихся неправомерному преследованию, совсем не поднимается. Понятно, что ситуация не равнозначна происходящей несколько десятилетий реабилитации репрессированных в сталинские годы. Но преследование заявителей о коррупции — это тоже репрессии, и люди, неправомерно им подвергшиеся, должны быть реабилитированы.

Мне известны случаи, когда очевидцев или заявителей о коррупционных нарушениях в сфере госслужбы в ходе травли доводили до инсультов и инфарктов, пытались довести или доводили до самоубийств, причиняли физический вред. Моя коллега, очевидец фактов коррупции, опасаясь за свое здоровье, вынуждена была уволиться.

Лица, совершающие подобные вещи в отношении коллег и подчиненных в целях укрывательства коррупции, должны сидеть не на должностях госслужбы, а в следственных изоляторах.

Будучи заявителем о проделках «мертвых душ», я на себе испытала особенности правовой клоунады и специфику служебного преследования, которое получило официальное одобрение. В ответ на мои антикоррупционные действия в отношении меня были сфабрикованы основания для привлечения к дисциплинарной ответственности, а затем увольнения. Отечественные суды закрыли глаза на все нарушения, да еще и, действуя в интересах Генпрокуратуры, сами допустили серию нарушений закона. За защитой своих прав я была вынуждена обратиться в Европейский суд по правам человека.

Можно с разных сторон обсуждать законопроекты, направленные как на борьбу с коррупцией в целом, так и на защиту заявителей о коррупции, в частности. Важно другое: для реальной борьбы с коррупцией и исполнения нормативных актов, изданных для этого, необходимы изменение государственной политики и общественных установок, кадровые изменения в исполнительных, надзорных и судебных органах, на которые возложена эта борьба с коррупцией. Коррумпированные органы и организации не способны вести борьбу с коррупцией и защищать заявителей о коррупции.

Беседовал Андрей Рязанцев