Вам уже есть 18 лет?

Нет Да
Сообщить о коррупции
Сообщить о коррупции 18+

Ева Меркачева: Хочу изменить систему ФСИН и взять интервью у Путина и Далай Ламы

«Первое Антикоррупционное СМИ» начинает серию публикаций интервью с журналистами, освещающими громкие, резонансные темы. Открывает серию журналист «Московского комсомольца», известная правозащитница, заместитель ОНК Москвы Ева Меркачева. В свое время Ева публиковала журналистские материалы по делу генералов ГУЭБиПК, описывала жизнь за стенами СИЗО школьного стрелка,  а также следила за делом известного бойца без правил Александра Емельяненко, обвиняемого в изнасиловании.

— С чего начинался ваш путь в журналистке?

— Все началось со статьи про учительницу литературы. Ее звали Евгения Долгих. У нее был дар «открывать» людей. И еще она была единственной учительницей в нашей школе, которая учила различать добро и зло. Мне кажется, она чувствовала, что скоро уйдет, и стремилась передать мне всё, что сама постигла, всю свою мудрость, свое трепетное отношение к людям, свое восхищение ими. Она будто вливала в меня это. В какой-то момент я поняла, что должна сказать ей «спасибо». Публично. Через ее любимую газету (она там публиковалась). Это было откровение души. И это было очень трудно для меня, воспитанной в семье, где признаваться в любви приравнивалось к признанию в слабости и считалось дурным тоном. Статья так и называлась «Спасибо, милая!». Имела такой успех, что меня попросили писать для газеты и дальше.

— Большинство ваших публикаций связаны с нарушением прав заключенных и посвящены жизни за колючей проволокой. В связи с этим не могу не спросить, почему молодая, красивая женщина выбрала для себя такую «мрачную» тему?

— Это тот случай, когда тема сама выбрала меня. Одно редакционное задание, второе, третье… А потом мне стали уже звонить сами заключенные из тюрем и рассказывать свои невероятные истории. Помню, по следам одного моего расследования было снято аж 20 телепередач. Его герой — бывший банкир Андрей Пушкарь, сидевший в брянской колонии на «особых условиях» . Чуть ли не каждый день надзиратели вывозили его в рестораны, пару раз он даже выезжал за границу (все это имея реальный, а не условный, срок). Случались с ним и прочие «чудеса» . Разумеется не бесплатно — за его миллионы. Позже начальника колонии осудили, а Андрей — на свободе, до сих пор периодически звонит мне с каких-нибудь островов и делится «полезной информацией».

— А самый «тяжелый» свой материал помните?

— Разумеется, он назывался «Садистский Петербург» — про тюремщиков-извергов, которые придумали систему пыток для заключенных. Из -за него потом по сути лишилась работы удивительная женщина — Начальник Питерской пресс службы ФСИН Сильва Арутонян. Мне удалось сделать фото камеры, где сидели бывшие тюремщики, а на снимках оказалось запрещенные предметы. Тяжело было осознавать, что в словах Типеля (главного тюремщика- изверга) было много правды. А он говорил о том, что их методы были единственной возможностью остановить криминал за решеткой.

ева меркачева— Что вас привело в ОНК? Какие побуждения подтолкнули к этому шагу?

— Это была единственная возможность увидеть все изнутри, разобраться, докопаться до истины. В последнее время ФСИН не пускало меня в СИЗО и колонии под разными предлогами (то там якобы «санитарные дни», то служебная проверка, то запрос не тот). Система очень закрытая и была, и остается. Я вообще была сильно удивлена, узнав, что есть ОНК, что ее члены обладают правом общественного контроля… И кто бы что ни говорил о Владимире Путине, именно он поддержал общественный контроль. Именно благодаря ему есть ОП, ОНК. И то, что недавно Президент подписал указ о награждении лучших правозащитников страны, говорит только об одном — мы в России будем, чиновники к нам будут прислушиваться, и в конечном итоге, возможно, именно нам предстоит изменить систему. Больше всего тюремщики боятся именно журналистов. Боятся, что те сделают публичным то, что всегда было скрыто. «Направят луч света» на то, что происходит. Помните, как в книге : «Всем выйти из сумрака» ?(смеется)

— Какую основную цель вы преследуете, публикуя материалы о жизни заключенных? Понятно ведь, что люди, оказавшиеся за решёткой, мало у кого вызывают симпатию?

— Люди осуждены на лишение свободы, но не на пытки и издевательства. Человека, совершившего даже тяжкое преступление, не должны в тюрьме бить и насиловать. Иначе это опасно для общества, для нас с вами. Каким он выйдет из тюрьмы, где каждый день его привязывали на растяжку, засовывали в анус швабру, мочились на него, травили перцовым газом, держали в одиночке без еды и одежды (про такие случаи я писала)? Зверем? Монстром? Вы захотите потом встретить такого на улице?

— Вам неоднократно приходилось встречаться со «знаменитыми» арестантами (чемпион по боям без правил Александр Емельяненко), условия их содержания чем-то отличаются?

— Не особенно. Сейчас большинство камер отремонтированы, и все они одинаковые. Есть еще жуткие, куда не попадает солнечный счет, где сыро и грязно, где вечный смрад, но их очень мало. И в них сажают тех, на кого хотят надавить.

А с Емельяненко был забавный случай. Членам ОНК сообщили, что Емельяненко побили. Жестко. Якобы пятеро заключенных «устроили с ним спаринг», сломали руку. Дело деликатное, так что мы решили не в камеру идти и не при всех заключенных его опрашивать. Попросили руководство СИЗО вывести его на «нейтральную территорию». И оказалось, он как раз из спортзала с тренировки. На побитого Емельяненко похож не был. И даже сказал, что в тюрьме ему живется, как в санатории – режим, питание, тренировки. А на оследок попросил нас принести чего-нибудь, букет цветов например. На вопрос «Зачем ему цветы»? ответил: «Хочу и все».

ева 3— За время своей деятельности в ОНК наверняка у вас возникали мысли по поводу того, как облегчить жизнь людям, содержащимся в СИЗО. А для освободившихся ввести какие-то программы социальной адаптации. Какие законодательные инициативы вы могли бы предложить?

— ОНК подготовило новый перечень разрешенных в СИЗО предметов и вещей. Там есть все, что позволит людям (замечу, еще не приговоренным , а только обвиняемым) чувствовать себя людьми. Это и минимальный набор лекарств (сейчас они не могут даже валерьянку иметь), блокноты для личных записей, например, не поверите, но это запрещалось, пароварки, чтобы еду разогреть, электрические чайники и т.д.

— Практически у каждого актера есть мечта сыграть Гамлета, также как и у журналиста взять самое яркое интервью. В вашем случае, кто мог бы стать таким героем?

— В первую очередь, это Далай лама и Владимир Путин разумеется.

— Хочется спросить о героях ваших материалов. Есть ли такие, общение с которыми оставило след в душе и вызвало желание следить за их дальнейшей судьбой?

— Таких много. Очень. Я до сих пор помню Топехина, которого тюремные доктора не хотели признавать тяжело больным. Помню, как он дико кричал от боли, когда врачи пытались его перевернуть. Помню удивительно красивого парня без одной ноги. Он просил, чтобы надзиратели дали ему пару минут, чтобы он успел пристегнуть протез и встать для проверки. Давали не все…. Помню мужчину, которому в тюремной больнице без его согласия вырезали рак . Как он сидел, говорил, что стало после этой чудо-операции совсем худо, и спрашивал — а что теперь с ним будет? Помню ученых, которые заглядывали в глаза с надеждой — следствие ведь правда во всем разберется, и меня выпустят? Помню женщину, у которой погибла вся семья в одночасье, а ее задержали, на мой взгляд, не без участия тех, кто из смерть организовал …. Я всех их помню. Мысленно желала им сил и терпения. И еще любви, чтобы не озлобились. Когда прихожу к ним, обычно говорю: «Бог неслучайно посылает такие тяжкие испытания. Видимо, это для чего-то надо. Когда-нибудь все встанет на свои места, и будет ясно, почему вам пришлось столько страдать»

— Как заместителю председателя ОНК, чтобы вам хотелось изменить в этой системе?

— Саму систему. Сейчас она не признает своих ошибок. Никогда. Система лжет и покрывает свою ложь. Помню, однажды мне рассказали о заглушках, которые поставили в одном СИЗО. Это было давно. Я написала статью про то, заключенные теперь «дважды вне зоны доступа» . И каково же было мое удивление, что те же самые люди, что рассказали об этом, потом дали опровержение! Я позвонила со словами — как же так? И не получила ответа. Оказалось, одна из компаний мобильной связи хотела судиться с ФСИН, поскольку из-за заглушек не работала связь по всей округе. Еще большим было мое удивление, когда большой начальник ФСИН радостно сообщил прессе, что был, мол, эксперимент в этом СИЗО, и они ставили заглушки.

Я спросила снова — как же так? И вот ответ: «Тогда об этом говорить было нельзя, сейчас уже можно«. Господа, а как же правда? Вы же все офицеры. Как могли вы врать? По приказу? А говорить правду вы можете только с санкции сверху или шепотом в коридоре? Я очень большие надежды возлагала на нового директора ФСИН. Потому что он не человек этой тюремной системы, потому что он действительно офицер, имеющий представление о чести. Но Коновалов, как говорится, — высоко, а на местах все решают другие. И они все еще не отвыкли врать, и они все еще не хотят признавать ошибки. Я верю , что это изменится. Что скоро во ФСИН будут говорить: «Да, этот заключенный действительно умер из-за побоев. Мы сожалеем. Мы виноваты. Мы сделаем все, чтобы этого не повторилось». И они не будут на камеру уверять, что он просто упал с лестницы, и не будут отказываться от комментариев, когда прокуратура подтвердит, что это было убийство. Именно так произошло с Артемом Сотниковым. До сих пор руководство ФСИН не сказало простые слова: «Простите, мы сделаем все, чтобы этого больше не повторилось«…. Когда это произойдет, тогда действительно все изменится. Только признав, что можно это изменить.

Самые свежие новости на нашем Яндекс.Дзен канале